– Сейчас, что ли?! – опешил от такого перескока Чердынцев.
– Нет. Завтра, – милостиво разрешил Гурьев. – До завтра лохматым походишь. А сейчас – ешь-пей, наконец, если Дарья увидит, что ты голодный – прибьёт меня и будет сто раз права. И – к ней. Забирай её домой, поговорите… Завтра утром начнём.
– Что?! Погоди, Яков Кириллович. Погоди. Я ведь опять – ну, ничегошеньки просто не понимаю. Ты – и всё это… ЦК… Сталин… Да как же это всё может быть-то – вместе?!
– Завтра утром, каплей. Завтра – утром.
Сталиноморск. Октябрь 1940
На следующий день Гурьев был у Чердынцевых к семи утра. Положив на стол перед собой небольшую кожаную папку с застёжкой-«молнией» и замком, нарочито сурово – так нарочито, что Даша, уже неплохо изучившая его интонации, улыбнулась, – сказал:
– Капитан-лейтенант Чердынцев. Ознакомьтесь с секретным предписанием. Поступаете в моё полное распоряжение. Приказом наркома флота товарища Кузнецова. Вопросы?
– Ты что?!
– Держись, папка, – вздохнула Даша. – Он не шутит, я знаю.
– Именно – не шучу, – без улыбки проговорил Гурьев. – Иди погуляй, дивушко.
– А вы драться не будете? – подозрительно спросила девушка.
– Ну, ещё не хватало, – улыбнулся Гурьев. – Покричать можем, но не сильно. Иди, иди.
Когда дверь за Дашей закрылась, Гурьев посмотрел на Чердынцева:
– Черновики.
Чердынцев встал, вышел и вернулся через минуту с двумя толстенными тетрадями в пестрых переплётах. Хлопнул на стол перед Гурьевым:
– Забирай. После того, что ты сказал… Видеть не хочу. Знать не хочу.
– Истерика, – кивнул Гурьев. – Ну, неудивительно. Я удивляюсь другому – как ты мне вчера в рожу не вцепился. И как я удержался, чтобы тебе не врезать за твоё – даже не знаю, как и назвать. – Он расписался в стандартном бланке приёма секретных документов и передал Чердынцеву, тот тоже поставил свою подпись, повертев в руке гурьевский «Монблан» и хмыкнув. Гурьев убрал бумагу: – А, всё равно. Очень я доволен тобой, Михаил Аверьянович, очень. Угадал я с тобой. А истерика, тем более, что ты чуть Дарью не потерял, – Гурьев спокойно выдержал бешеный взгляд Чердынцева, – это ничего. Такая причина для истерики очень понятна и потому – извинительна. Один раз. Первый раз. Он же – последний. Да?
– Да. Так точно.
– Отлично. Теперь – о чём, собственно, речь. – Гурьев пододвинул к Чердынцеву принесённую с собой папку. – Это, Михаил Аверьянович, твой новый корабль. Два дня на изучение общей документации, потом две недели – на подробности. Корабль будет здесь примерно числа двадцать шестого – двадцать седьмого. На его освоение, вместе с экипажем – полгода, за это же время вы должны будете отработать взаимодействие с береговыми службами и кораблями сопровождения.