Скорчен так, что дошел головой до колен? Не дана ли
Мужу греховной жены над обоими воля по праву?
(Сатиры. Кн.Н, сат.7. Пер.А.Фета)
Овидий в начале своей книги «Наука любви» решительно подчеркивает, что он воспевает только любовь к гетерам, на которых не распространялись законы о браке. Он воспевает только любовь «вне закона».
Совет посещать бордели и вступать в сношения с гетерами тем понятнее со стороны древних, что страстная индивидуальная любовь с оттенком романтизма у них, без сомнения, не существовала в таком объеме, как в наше время, а если иногда и наблюдалась, то ее все же отвергали и смотрели на нее, как на нечто болезненное. Замечательно, что античный человек считал самые бурные вспышки элементарной чувственности гораздо менее опасными, по их действию на способности и человеческое достоинство, чем глубокие душевные переживания любовной страсти. Этим объясняется, почему более древняя эпическая поэзия греков, как и трагедия их, никогда не делала любовь предметом своего творчества. Ни у Гомера, ни у Гесиода (VIII- VII вв. до н.э.) или Эсхила (ок.525-456 до н.э.) мы не находим любовных сцен.
Тем не менее такая любовь, разумеется, все же существовала в Греции, как это видно из раннего описания ее в поэзии восточной Греции (Архилох (VII в. до н.э.), Сафо). Но закон и господствовавшие нравы подавляли ее по отношению к жене и направляли, как мы увидим ниже, частью на гетер, частью же на мальчиков. Но и здесь чувственная основа осталась преобладающим моментом, даже в платонической любви. Правда, в период расцвета истории Греции и Рима господствовавшая там чувственность была совершенно гармоничной, с необходимостью вытекавшей из природы человека, обнаружившей в своем наивном отношении к наготе и красоте тела, безусловно, пластически-эстетические черты.
Столь характерный для христианского культурного мира антагонизм между душой и телом еще не оказал в то время своего губительного действия на половую жизнь. Чувственное здесь менее надломлено и менее рафинировано, потому что для античного человека все половое лежало вообще по ту сторону добра и зла, и христианское понятие «греха» к нему еще не применялось. Правда, аскетические тенденции и здесь были уже известны, а некоторые отклонения от нормы и извращения обозначались как «болезнь». Но не было еще монашеской борьбы между плотью и духом, и плоть была только красивой внешней формой внутренней духовной жизни. В чувственной красоте почитали и наслаждались духовной. Идеал человека – голый человек, а не человек в одежде.