— И не жалко тебе подругу? — зачем-то поинтересовался Кольцов.
— Во-первых, она меня подставила, а во-вторых, при чем тут подруга? Да стали бы вы из-за Ольги устраивать эту кутерьму! Я же вижу — тут другие деньги, другой уровень. Какой — знать не хочу.
— Вот и умница, — сразу заюлил Кольцов, видимо, тоже не желавший впутывать в наши отношения «другой уровень», — только давай так: тысячу я тебе сейчас положу на счет, ты проверишь, а тысячу — как сделаем дело. Все-таки мне тоже нужны какие-то гарантии. Ладненько?
Мне уже было абсолютно все равно, голова болела все сильнее, меня мутило и хотелось побыстрее отсюда выбраться. Поэтому я кивнула головой, продиктовала Кольцову свой счет и сказала:
— Давай развязывай и отпускай. А то передумаю.
Кольцов не стал мне перечить, меня живо развязали и вытолкали за ворота этого дома, пожелав счастливого пути. Я гордо продолжала делать вид, что абсолютно не пьяная, и по заборчику направилась в сторону своей машины.
Как я дошла до машины — помню слабо. Голова уже, кажется, раскололась на несколько частей, и каждая часть болела все сильнее и сильнее. Шатало меня из стороны в сторону, все кружилось и вертелось, к тому же невыносимо мутило. Я рухнула возле дверцы водительского сиденья, из последних сил открыла ее и вытащила телефон.
Пока я набирала номер своего милого любимого врача Сан Саныча, прошла целая вечность. Слава богу, он был дома и быстро снял трубку:
— Алло.
— Сан Саныч, это Таня. Вы не можете сейчас приехать за мной? — заплетающимся голосом, путаясь в словах, произнесла я.
— Конечно, Таня, говори куда. — Господи, как хорошо, что никаких лишних вопросов. Я бы их сейчас не выдержала. Путано объяснила, где нахожусь, кажется, получилось.
— Хорошо, Таня. Я понял. Жди, я скоро. Ты продержишься полчаса?
— Постараюсь. — Сан Саныч отключился, а я прислонилась к машине и, кажется, тоже отключилась.
Очнулась я уже в квартире Сан Саныча, причем во время процедуры вкалывания в меня чего-то. Воплощение в жизнь проигранной в моем воображении ситуации меня очень порадовало, и меня вновь пробрал смех. Правда, смеяться так, как я это делала в присутствии Костика и Илюши, я уже не смогла — сил не было, и я начала лишь всхлипывать-похрюкивать. Сан Саныч, не прекращая вводить в меня какое-то лекарство, поинтересовался:
— Оклемалась, что ли? Как себя чувствуешь?
— Живая вроде. Спасибо, — говорить было по-прежнему трудно, но язык уже не заплетался.
— А чего всхлипываешь? Жизнь тяжелая?
— Я не всхлипываю, я смеюсь.
— Ну, тогда конечно! Смеяться тебе сейчас — самое то. По поводу чего хоть такое веселье?