Я взяла сумочку и вышла из кабинки. Разыскав в зале официантку, я расплатилась и направилась к соседнему кабинету, где в одиночестве сидела Веретенева.
Постучав в дверь, я толкнула ее и вошла. Ольга сидела за столом, уставившись пустым взглядом в стену. В руке она держала наполовину опустошенный бокал с каким-то напитком, который при мне осушила до дна. Веретенева была так погружена в свои мысли, что даже не заметила моего появления.
— Оля… — негромко позвала я ее.
Веретенева вздрогнула и подняла на меня глаза.
— Вы?.. — изумленно проговорила она.
— Да. Здравствуйте еще раз. Мне нужно с вами поговорить… — я присела на стул напротив.
Веретенева сразу же засобиралась. Она схватила сумочку и принялась запихивать в нее сигареты и зажигалку.
— Вы извините, Таня, но я сейчас не могу… У меня нет времени. Давайте как-нибудь в другой раз… — Веретенева поднялась и бросила на меня мимолетный взгляд. Ей даже не пришло в голову удивиться, откуда я узнала о ее местонахождении.
Я протянула руку и взялась за ручку ее сумочки.
— Не торопитесь, Ольга, — проговорила я. — Это срочно. И очень важно… Нам нужно поговорить именно сейчас. Я была в соседней кабинке и слышала весь ваш разговор с Петровым.
После моих слов Ольга побелела как мел и судорожно принялась хватать ртом воздух. Она смотрела на меня широко распахнутыми от ужаса глазами, не в силах вымолвить ни слова.
— Сядьте, — кивнула я на стул, стараясь говорить мягко. — Давайте побеседуем…
Веретенева упала на стул, бросив на стол перед собой сумку. Она рассеянно принялась копошиться в ней, пытаясь отыскать сигареты. Когда она наконец справилась с волнением и прикурила, держа сигарету трясущимися пальцами, то посмотрела на меня и произнесла:
— А вам что от меня нужно? — потом сделала несколько резких затяжек и отвернулась. — Квартиру, дом, машину? — отрешенно спросила она.
— Меня вполне устраивает мое материальное положение, — холодно произнесла я. — Я хочу поговорить с вами совсем о другом.
Ольга молчала, обиженно поджав губы. Казалось, что это не она преступница, убившая собственного мужа, а я законченная сволочь, старающаяся чем-то оскорбить приличную женщину.
— Вы действительно сделали это? — спросила я, хотя и так понимала, что Ольга фактически призналась в совершенном преступлении.
Веретенева молчала. Да и что она могла сказать? Не признаваться же теперь и мне в том, что она, возможно, намеренно не позвала сестру или врача, когда поняла, что жизнь ее мужа висит на волоске… Что она просто стояла и смотрела, как из Веретенева утекает жизнь…