— Что говорят врачи?
Делун проигнорировал мой вопрос и задал тот, который крутился у него на языке:
— Пришла мне сообщить, кто настоящий убийца? И это, конечно, кто-то из моей семьи?
— Нет. Убийцу я еще не нашла, — честно призналась я, после чего услышала его вердикт:
— Плохо работаешь. Вяло.
Однако ему удалось задеть мое самолюбие. С другой стороны, я и сама понимала, что расследование продвигается недостаточно быстро. А если говорить совсем откровенно — просто черепашьим шагом.
— Я пришла сюда не для того, чтобы препираться с вами.
Сверток, который я держала в руке, положила на тумбочку, рядом с бутылкой минеральной воды и пакетом с апельсинами.
— Здесь двадцать две тысячи, принадлежавшие вашей матери.
Делун скосил глаза на сверток, потом посмотрел на меня. На его лице была заметна активная работа мысли. Удивления полковник не обнаружил. Видимо, этого человека, видевшего в жизни многое в силу своей профессии, очень непросто было удивить.
— Как они оказались у тебя?
Вопрос прозвучал жестко, как на допросе. Но я его ждала.
— Один не очень чистоплотный человек стянул их у Ксении Даниловны, а теперь вот решил вернуть.
— Генка? — с хрипотцой и большим сомнением в голосе спросил полковник.
— Нет. У Генки сознательности маловато. Для того чтобы вернуть деньги, я имею в виду. Я не хочу называть имя этого человека. Поверьте, к убийству вашей матери он не имеет отношения.
Неподвижный взгляд Делуна остановился на дверном проеме. Несколько минут он молчал. Я тоже не нарушала тишину.
— У меня к тебе одна просьба, — заговорил наконец Евгений Константинович. — Видимо, коптить землю осталось мне недолго, поэтому я хочу, чтобы до того… — он запнулся, но через секунду продолжил: — …как меня не станет, ты назвала мне имя убийцы.
Полковник сжал челюсти и прикрыл веки.
— Ты должна мне назвать его даже в том случае, если обнаружится, что это все-таки кто-то из членов моей семьи.
Я молчала, думая о том, что если вдруг так и окажется, то мне не хочется «добивать» полковника подобными известиями. Ему ведь совсем нельзя волноваться. Разве недостаточно того, что его жена и сын утоптали ему дорожку к могиле? И у меня совершенно не было желания им уподобляться.
Евгений Константинович будто прочел мои мысли, поэтому повторил еще более властно:
— Ты должна мне сказать, слышишь? Обещаю, что этот человек понесет заслуженное наказание. Даю тебе слово офицера.
— Даже если это Ромка? — вырвалось у меня.
Его рука под капельницей дернулась. Игла выскочила, и капли лекарства стали орошать пол.
— Даже если это Ромка, — эхом повторил полковник за мной. — Убери это.