Вот и Ксения Даниловна, по словам Геннадия, занималась бесцельным накопительством. Сыновья ее — при деньгах, на ногах стоят твердо. Непонятно, кому предназначались накопленные деньги. Но на этот вопрос в состоянии была ответить лишь сама Ксения Даниловна. А так как ее уже нет, придется докапываться до всего самой.
— Почему ты думаешь, что твоя бабушка не могла потратить накопленные деньги? — допрашивала я Геннадия, хотя сама сразу связала пропавший капитал с именем Светы Зуйко.
— Потратить?
Впервые я увидела, как Геннадий расхохотался. Впрочем, смех его почему-то звучал неестественно, внатяжку. Запрокинутая назад голова дала мне возможность рассмотреть его ровные белые зубы. И почему только матушка-природа награждает своими дарами тех, кто этого меньше всего заслуживает?
— Ладно, — снисходительно проговорил Геннадий, — просвещу тебя, незнайку.
Еще больше развалившись на стуле и широко расставив прямо передо мной ноги, он рассказал следующее:
— Два сына уважаемой Ксении Даниловны помогали ей материально. То есть ежемесячно давали денег. Причем каждый стремился дать больше другого. Выпендривались, в общем, друг перед другом. Точнее — брат перед братом. Не столько о матери заботились, сколько стремились доказать, что каждый из них лучше другого. Это соперничество у них с самых соплей началось. Запоминай, это — во-первых. Во-вторых, бабка получала хорошую пенсию. В-третьих, все из-за той же жадности она пустила квартирантов. Смогла хоть примерно прикинуть доходы моей бабули?
Получив в ответ мой еле заметный кивок, Геннадий продолжил:
— Теперь расскажу тебе, как она жила. Все, что ты видишь из обстановки, в расчет не принимай. Это куплено сыночками. Сама бы она ни за что не раскошелилась на телевизор «Панасоник» или на новую кухонную мебель. Теперь иди сюда.
Делун подвел меня к одному из шкафов стенки и раскрыл его. На старых деревянных плечиках висели выцветшие шерстяные платья, покушанные молью пальто и шапки.
— Ну как, впечатляет?
— Неужели она все это носила? — с подозрением спросила я. В моем сознании современная обстановка квартиры никак не увязывалась с ветхой одеждой времен, кажется, Октябрьской революции.
— Да, она это все носила, — еще раз рассмеялся Геннадий, проведя рукой по тряпью, висевшему в стенном шкафу.
— Рассказываю дальше.
Делун вернулся на свой стул, а я на свое место — на новый, еще пахнущий мебельной фабрикой, диван.
— Знаешь, чем покойная питалась?
— Сушеными кузнечиками, — невесело проговорила я, демонстрируя свою догадливость.
— Приблизительно. Хлеб, макароны, килька. Сильно, правда?