— Кого? — переспросила я.
— Ну, это мы так первачков называем. Они тут приходят в церковь, а им евфросиньи наши головы крутят. В результате одни себя начинают истязать, чуть не во власяницы облачаются, а другие воображают «новыми апостолами». А в результате и те, и другие собой занимаются, а бога услышать не хотят. Вот и приключаются с ними беды.
— То есть?
— То есть встречаются эти «монахи», и батюшка Николай начинает им еретиком казаться, потому что в Страшный суд верит только по Писанию. А не тому, что далекий «старец» решил его на этот год назначить.
— Какой старец?
— Какой-какой… Сейчас это у них последний писк. Под горшок подстригутся и давай тут плач разводить, будто бы завтра старец нас всех с грязью смешает. И мы в собственных нечистотах захлебнемся. Надо, говорят, всем в «Светлое Место» бежать, где этот самый старец проживает. Только вот незадача — старец адреса не сообщает. Только если под горшок подстрижешься… И имени тоже.
— Значит, моей подруге никто помочь не может? Если никто не знает, где это «Светлое Место»?
Он задумался.
— Может, — уверенно сказал он. — Один мой знакомый, отец Андрей. Он рассказывал мне об одной девчушке. Умница она, говорят. Сатанистов один раз так разметала по ветру, что до сих пор стоном их воздух наполнен. Детектив она.
Так, отец Андрей… Я скисла сразу, как молоко. Отца Андрея я знала, и очень хорошо. Думаю, что имя детектива, которого порекомендует мне в помощь отец Андрей, меня не удивит и не обрадует.
— А как ее зовут? — спросила я, не ожидая услышать ничего радостного.
— Татьяна Иванова, — обрадовал меня отец Николай. И даже предложил мне узнать у отца Андрея мой адрес. Чтобы я обратилась… сама к себе за помощью…
От собственных координат я отказалась, признавшись, что я и есть Татьяна Иванова. Отец Николай не удивился.
— Значит, дело серьезное… — вздохнул он. — Что-то подобное я и ожидал.
— Вы о том, что пропадают люди? — спросила я.
— Да. Нет добра от этих молодцов. По лицам их можно многое понять.
— Может быть, вы мне расскажете о них подробнее? — попросила я.
— Да, собственно, я их видел пару раз. У меня как-то случился с ними конфликт. Старушка у меня есть, попросила поговорить, чтобы больше не собирались под их окнами и песен не пели. Да и народ они баламутили. Я сначала внимания не обращал, но пара моих ребятишек, из неофитов, вдруг стали странные какие-то. Знаешь, Танюша, глаза у них изменились. Затравленные сделались… Как у волчат. И на меня смотрят, будто на врага. Потом вдруг эти стрижки у них — странные… Виталик пришел ко мне, а у него этот горшок на голове. Я ему в шутку: Виталий, ты тонзуру еще выбрить не надумал? А он разозлился, губы сжал и пробормотал, что, мол, благодаря таким, как я, он в ад прямой дорогой направляется. Вот тогда я и забил тревогу. Во-первых, Таня, ну почему у ребят, прежде таких веселых и спокойных, появилась скованность, заторможенность в движениях? А в глазах — пустота. Я ему: Виталик, что с тобой такое, вера должна людям радость приносить, а у тебя в глазах — одно отчаяние? Думал, он с сектантами связался. Говорю ему, мол, пойми, в православии радость и свобода души, а секта, она как круг замкнутый. Он на меня смотрит и говорит, что от православия не отступился. А через день — пропал. Тогда я и пошел туда.