— Ересь говоришь! — прорычал озверевший старец.
— Да уж ересь эта ничем не сильнее ваших вымыслов о думающих ребрах… Это, простите, глупее, чем арианство…
Кажется, я сильно добила его этим арианством. Он, по-моему, об Арии ничего и не слышал.
— А то, что именно вы женщин не любите, по причине нетрадиционных сексуальных наклонностей, так вы же у нас пока не господь, — продолжала я наглеть. — Уж не знаю, как вы тут всем мозги заморочили — любой ребенок Писание лучше вас знает. Но, видимо, вы тут царьком среди болванов обосновались. Вот они и слушают ваш бред. После того, как вы у них все имущество к рукам прибираете…
Он громко сопел, напоминая своим лицом грозовую тучу. Но, удивительное дело, весь мой страх куда-то улетучился, и вместо него появился азарт игрока. Кто кого? Он меня — или я сверну этому хорьку шею?
— Про женщин ничего в Писании хорошего не написано… — прошипел он.
— Да как же это? — удивилась я, забавляясь моментом. — А предсказание Еве? «И родиши младенца, который поперет главу Змия». Он же это не Адаму сказал. Адаму он рождение бы не позволил… Заметьте, что, когда пришла пора действительно произвести на свет Того, Кто сможет «попереть» этого чертова Змия, господь не смог доверить этого мужчине. Он предпочел сделать это сам. Не правда ли, уже одно это служит показателем истинного отношения господа к мужскому полу?
Кажется, мои теологические беседы его злили куда больше, нежели бы я начала палить из своего газовичка.
— Прекрати издеваться над старцем! — прошипел в ухо Евстахий-Василий.
— А вот с тобой я вообще не разговариваю, — дернула я плечом, — ты в моем списке идешь последним, с кем я согласна вести теологические беседы. У тебя, наверное, и образование-то три класса…
Ну и обиделся он. Попытался толкнуть меня, но я лихо заломила ему руку и сказала, наблюдая, как он корчится:
— Попроси у тети прощения. Нехороший мальчик…
Он вывернулся и все же зажал мои руки в своих кулачищах. С ужасом я подумала, что сейчас он их сломает — так сильна оказалась его хватка. Пустив в ход ноги, мне удалось ее ослабить. Он согнулся и пробормотал что-то нецензурное.
— Материться нельзя, — опять произнесла я, повторяя удар, — старец не велит.
А старец вращал маленькими глазками и жевал губами.
Я очень спокойно направила на него револьвер и потребовала:
— Немедленно развяжи девочку. Ты меня хорошо слышал, старый козел?
Он окинул меня высокомерным взглядом, но подумал, что под стволом пистолета лучше не шутить (эх, знал бы он, что это за грозное оружие!), и все же сделал по-моему.
Я чувствовала, как дрожит от напряжения моя рука. Сейчас мне придется его убить. Сначала я выведу его из строя, а потом…