* * *
В отделении милиции меня я обрисовал свою ситуацию сонному, медлительному и невозмутимому майору, прятавшемуся от посетителей за решеткой. Майор внимательно выслушал меня и направил к участковому.
Офис участкового размещался в соседнем здании, в обычной квартире на первом этаже обычного подъезда. Я позвонил в дверь, но реакции не последовало. То ли участковый где-то бродил по своим участковым делам, то ли он вообще решил устроить себе выходной день. Следующие полчаса я просидел на скамейке у подъезда, но ни один человек в милицейской форме в подъезд не заходил.
Я вернулся в подъезд и минуты две звонил в квартиру с табличкой «Участковый», но по-прежнему безрезультатно. Время приближалось к пяти часам, уже почти стемнело. Мне стало страшно.
Я снова заявился в отделение милиции и снова был послан к участковому. Я рассердился, накричал на майора и потребовал принять от меня заявление. Майор сказал, что принять заявление он, конечно, может, но чем это сможет мне помочь, он не представляет. Я просунул руку в узенькое окошко и схватил его за руку, майор вдруг побледнел и весь покрылся холодным потом.
– Я сейчас вернусь, – сказал он и скрылся из поля зрения.
Минут десять в зарешеченном окошке никого не было, а потом там появился очень молодой и тщедушный старший лейтенант, смотревший на меня с заметной опаской, которую безуспешно пытался скрыть. Перед тем, как сесть на стул, он отодвинул его на полметра назад. Очевидно, опасается, что я и его тоже ухвачу за руку.
– Мне нужна помощь, – заявил я.
Старший лейтенант страдальчески развел руками.
– Вы можете посидеть здесь, пока проклятие не рассосется, – он указал взглядом на жесткую лавку у стены. – Если у вас есть деньги, наймите охрану на вечер…
– Нет у меня таких денег, – перебил я его. – Но я плачу налоги…
Старший лейтенант состроил такую гримасу, как будто вот-вот расплачется.
– Извините, – сказал он, – но мы и вправду ничего не можем сделать.
Глупо было надеяться на что-то иное.
Я сел на лавку и просидел там ровно час, а затем вышел на улицу покурить. Мимо проходила благообразная старушка с палочкой, я подошел к ней и вежливо попросил посмотреть мое будущее. Старушка осторожно коснулась моей руки, закатила глаза и рухнула навзничь, при этом ее голова громко ударилась о край тротуара.
Старушка не шевелилась. Я взял ее за руку и попытался нащупать пульс. Пульс был. В этот момент бабушка открыла глаза и тихо простонала:
– Убирайся.
Я попытался помочь ей подняться, но больно получил тростью по голени и был вынужден отступить. Кряхтя и охая, бабуля кое-как приняла вертикальное положение и впилась в меня ненавидящим взглядом.