Таня, может быть, тебе сейчас, несмотря на поздний вечер, заехать к Полине Николаевне? Зачем? Чтобы через нее выяснить, дома ли Владислав Витальевич и в каком настроении Раиса Никитична после того, как она узнала о проблемах дочери. Такое решение показалось мне самым оптимальным на данный момент, и я свернула в сторону Смирновского ущелья.
На светофоре я полезла в бардачок за новой пачкой сигарет и наткнулась на бархатный мешочек с гадальными двенадцатигранниками. В голове сразу же всплыла их последняя подсказка, которая стала сбивать меня с толку. Мне как-то совсем не верилось, что Гуревич будет искать какие-то возможности, чтобы что-то сделать для меня или, на худой конец, обосновать причины, по которым он не сможет оказать мне помощь. Неужели магические косточки имели в виду кого-то другого? Интересно, кого? Может быть, Сергея Родионова, с которым сейчас общается Катерина? Да, Барулина говорила, что шеф «Авангарда» предлагает мне свою помощь. Нет, при чем здесь Родионов? Перед тем как бросить кости, я совершенно отчетливо держала в голове образ Гуревича и спрашивала конкретно о нем.
Я доверяла двенадцатигранникам, они никогда не обманывали. Отвечать туманно могли, но не врали. Порой я сама неправильно общалась с ними, бросала косточки, плохо сосредоточившись на объекте. Сегодня был не тот случай, я думала именно о Гуревиче. Владислав Витальевич, ау! Вы где? Почему молчите? Вам свыше предначертано выйти со мной на связь, а вы почему-то не спешите мне звонить. Хоть я хохмила в душе, но на самом деле настроение было паршивое.
Снег продолжал валить огромными хлопьями, создавая аварийную обстановку на дорогах. До Смирновского ущелья я добиралась битый час и только в самый последний момент задумалась о том, что мой поздний визит может вызвать у художницы неодобрение. Захочет ли она вообще со мной разговаривать?
Во всех окнах ее квартиры горел свет, и это обстоятельство меня вдохновило на то, чтобы без зазрения совести побеспокоить Полину Николаевну в столь поздний час. А вот окна квартиры, в которой проживали Владислав Витальевич и Раиса Никитична, были темными. Наверное, они уже спали.
Я нажала на кнопку домофона и сразу услышала мужской голос:
— Кто там?
— Это Татьяна Иванова, я хотела бы поговорить с Полиной Николаевной.
— Подождите минуточку.
В крайнем окне появилась художница, она увидела меня, узнала и махнула рукой, давая понять, что сейчас меня впустят. Дверь действительно открылась, и я зашла в подъезд. Там было темно, но полоска света из открытой квартиры Михайловых осветила мне путь. В прихожей меня встретили сразу три человека — уже знакомая мне Полина Николаевна в полосатой трикотажной пижаме, высокий седой мужчина в спортивном костюме и еще одна женщина в махровом халате цвета бордо. «Вероятно, это Катина мама, — пронеслось в моей голове. — Они очень похожи». У всех троих на лицах было такое скорбное выражение, что я поняла — случилось что-то непредвиденное и не очень приятное.