Но понимаете, Таня, когда я увидела, как живет Слава и как с ним обращаются дома, я поняла, что его опекунов в школу вызывать нельзя — только хуже.
Я взглянула на часы. Было уже девятнадцать десять, а информации, заслуживающей внимания, у меня еще не было. Тем более Наталья Александровна плавно перешла к истории с кошельком, которую я в общих чертах знала. Поэтому я сочла своим долгом остановить ее, хоть это было невежливо.
— Извините, Наталья Александровна, а вы не расскажете мне историю об изнасиловании мальчика в вашем классе?
Она удивленно посмотрела на меня.
— Так вы знаете про это?
Я кивнула:
— В общих чертах!..
— Знаете, Таня, это было самое ужасное, что произошло за все время в моей работе в школе. Даже рассказывать язык не поворачивается. Но если это принесет пользу делу, я, конечно, расскажу. В мой невероятный шестой «Б» пришел новенький мальчик, это было уже по весне, где-то в начале апреля. Спокойный такой, неглупый, физически, правда, развит слабовато. В другом классе у него, возможно, и проблем с одноклассниками не возникло бы. Но у нас учителя к новеньким настороженно относятся, а в параллели коллеги с солидным стажем работали. И по количеству учащихся мой класс оказался самым малочисленным. Короче, Руслан пришел в мой класс.
— Русланом его звали?
— Да. Так вот…
— Простите, Наталья Александровна, а как его фамилия?
— Андреев. Руслан Андреев.
Для меня в основном все стало на свои места. Мозаика сложилась. Тайное стало явным. Не хватало лишь подробностей. И ради них я готова потерять еще с десяток минут.
— Продолжайте, пожалуйста.
— Так вот, эти ребята, о которых мы вели речь, сразу создали ему невозможные условия существования. Как называют это сами дети — стали его «форшмачить», то есть, выражаясь человеческим языком, унижать, оскорблять. Я, конечно, боролась с этим как могла. Но ведь есть и внеурочное время. Так вот. Однажды вся троица и Руслан с ними не явились на урок ко мне. Потом это повторилось. Я поговорила с другими учителями — то же самое. Да и многочисленные «н» в журнале говорили о регулярных пропусках.
А через некоторое время Руслан перестал ходить в школу. Я послала к нему двух девочек. Оказалось, что он болеет. А еще через неделю пришла его мама и, захлебываясь слезами, рассказала мне историю, от которой волосы дыбом встали. Подробно не буду рассказывать, мне сейчас даже, через столько лет, жутко становится. А если коротко, то примерно так дело было…
«Наталья Александровна, — сказала тогда мне она, — Руслан не просто заболел, его изнасиловали одноклассники. Я не понимаю, как это могло произойти в школе. Что это за школа такая, хуже тюрьмы».