— Забыл сказать, — вполголоса произнес Макс, наклонившись ко мне. — Когда я сейчас складывал шлемы в кофр, то нашел только пустую картонку из-под пирожных. Кошка у тебя пирожные тоже ест?
Дикая мысль забродила в моей голове, но я не успела оформить ее в слова. Потому что папины преференсисты бешено зааплодировали, а папа с необычайно важным видом раскланялся за меня и объявил:
— Моя дочь Яна Штейн — настоящий талант! Все видели, какая у меня талантливая дочка? Это я, между прочим, подарил ей эту кошку. Правда, признаюсь честно, я не подозревал, что моя девочка — еще и дрессировщица. Поразительно, а? Мика, Димка, ну скажите как люди искусства! Это же высший пилотаж, Куклачев просто отдыхает. А ведь она у меня еще и готовит! Господин Кунце, вы в курсе, как она готовит?.. И вот с такими талантами, друзья, она чуть не похоронила себя навсегда — где вы думаете? В прокуратуре! Хотя борьба с криминалом сейчас — дело безнадежное, перспектив ноль. Да вот хотя бы у нашего Рашида Харисовича вызов был сегодня — ужас и беспредел. Правда, Рашид? Именно. Напали на заслуженнейшего человека, у него дома, в хорошем районе, среди бела дня. Скрутили руки, побили, квартиру разгромили, довели старика до сильнейшего инфаркта, сейчас он в ЦКБ, в реанимации. И думаете, кого-нибудь из тех нелюдей найдут?.. Кстати, Яна, — обратился папочка ко мне, — ты его знаешь. Он специалист по твоей, по кулинарной части… Ну вспомни — Окрошкин! Ты к нему сколько раз ходила уроки брать…
Глава двадцать вторая Великая битва пузатых (Иван)
У Гитлера были точь-в-точь такие же усы, какие я видел у него в кино раз сто: маленькие, очень узкие, нагуталиненные до адской черноты. Фюрер носил кургузый френч цвета какашки, мятые брюки с заплаткой и, надо признать, неплохо изъяснялся по-русски.
— Слушай, Ваня, — говорил он мягким доверительным тоном, — не суйся в это дело, плюнь на него, не будь лохом.
— Сам ты лох, таракан усатый! — злился я. — Отстань от живого человека! На хрен мне тебя слушать, если ты давно околел?
— Околел, не спорю, — согласно кивал Гитлер. — С этим тебе, пацан, повезло. Если бы я не околел, ты бы уже сейчас висел на рояльной струне рядом с Вернером фон Брауном, Штауфенбергом, Сеней Крысоловом и, главное, этой старой сукой Луэллой Парсонс.
Прежде чем я успел удивиться появлению в этом ряду повешенных абсолютно никому не нужного вождя «Любимой страны», лицо и фигура Гитлера внезапно пошли мелкими квадратиками, как на кустарно оцифрованном DVD, размазались по всему пространству вокруг меня и стерлись с легким электрическим потрескиванием.