— Или ты просто боишься выставить ее и себя в невыгодном свете? — не унималась я.
— Ничего я не боюсь, — ледяным тоном проговорил он, — у тебя обо мне сложилось какое-то превратное мнение. Или это ревность?
Теперь, похоже, он решил меня раззадорить и даже задеть. Я уже искренне сожалела, что наши отношения с Михаилом приобрели вчера столь личный характер. Хотя кто в этом виноват?
— Честно говоря, сегодня утром я поставила жирную точку на наших отношениях, — понесло меня в овраг и через просеку.
— Значит, ты мне врала, — встрепенулся Брехман.
— Насчет чего? — я недоуменно посмотрела на него.
— Ты говорила, что тебе никогда не было еще так хорошо…
— Хватит сочинять, не могла я сказать такой ерунды! Мне бывало и получше, уверяю тебя. Это алкоголь… Он порой заставляет в таком признаваться!
Я отвела взгляд от его напряженного лица, сосредоточившись на своем голосе. Мне хотелось, чтобы он звучал задиристо и одновременно ровно. Может, я желала невозможного? Я почувствовала противную дрожь в руках и липкий пот между лопаток.
— Артистка! — качнул головой Брехман, и мне почему-то стало его жаль.
Он плотно сомкнул губы и уставился в одну точку на противоположной стене, стараясь не показывать, насколько я его огорчила. Думаю все-таки, что переживал он больше за себя, а не за нас, так сказать. Как же, такой крутой любовник, а тут ему говорят, что бывают и покруче! Это его дьявольское самомнение, уязвленное самолюбие в нем клокочет.
— А как жили Спиридоновы? — с деланым равнодушием сменила я тему.
— Нормально.
— Это не ответ, — с усилием улыбнулась я.
— Я свечки не держал… — грубо сказал Михаил.
— Фи, — натянуто рассмеялась я, — не думала, что тебя так легко вывести из равновесия.
— Я абсолютно спокоен, — поднял он на меня глаза.
Теперь в них горела самая настоящая ненависть, но ненависть холодная, презрительная.
— Мне нужно идти, — процедил он.
— Еще пара минут. — Я накрыла ладонью его руку, нервно теребящую салфетку, поражаясь собственному артистизму и находчивости. — Помоги мне, ведь это не сложно сделать. Мне нужно найти убийцу. Может, он замышляет очередное злодеяние…
Михаил недобро усмехнулся и поднял глаза к потолку, показывая, что я злоупотребляю его терпением.
— Почему бы тебе не поступить в театральный? — наконец выдавил он из себя. — Тебе бы не было там равных.
— Мне моя работа нравится, — с покорным видом ответила я. — Ну, так ты поможешь?
— Что ты хочешь знать? — деловым тоном спросил он, стремясь скрыть свое раздражение.
— Все, что ты знаешь о семейной жизни Спиридоновых. Они правда ладили?