— Но потом-то вы пришли в себя, — продолжала я хирургическую операцию.
Он непонимающе посмотрел на меня.
— Только не надо делать такое удивленное лицо, — сказала я сухо, — вы ведь тянули деньги у своей любовницы, у Синчуговой, — уточнила я.
— Откуда вы знаете? — он ошарашенно уставился на меня.
— У меня такая работа, мне за нее деньги платят, и я стараюсь делать ее хорошо. Ну так что, шантажировали вы Синчугову?
— Вы и так знаете, — сказал он обреченно.
— Я хочу, чтобы вы меня поняли. Мне нужны эти бумаги, и если они у вас, то разумнее всего для вас было бы отдать их мне, — подвела я черту.
— Но у меня их нет, я же сказал вам: я их даже не видел, — стараясь, чтобы его слова звучали максимально убедительно, сказал он.
— В таком случае наша сделка не состоится, — жестко резюмировала я.
— Но вы же обещали, — его лицо передернулось от нервной судороги.
— Что я обещала? — сощурила я глаза.
— Вернуть мою одежду, — потерянно произнес он. Его голос был рыхлым, как размокший сухарь.
— Я сказала: может быть, и то в том случае, если вы правильно ответите на мои вопросы. А вы очень долго сопротивлялись, но ничего, в тюрьме тоже как-то живут. Советую вам явиться с повинной, суд принимает это во внимание. И наймите себе хорошего адвоката, в данной ситуации для вас это лучший выход, ведь рано или поздно вас, так или иначе, вычислят, тогда вам не придется рассчитывать на снисхождение, — посоветовала я. — А шмотки я вам верну, мне они без надобности.
Рахмонов подавленно молчал, куря уже третью сигарету.
— Да, о нашей встрече никому не говорите, это в ваших интересах, — сказала я напоследок.
— Конечно, конечно, я понимаю, — поспешно согласился он.
— Пока не уезжайте, — сказала я, выходя из машины.
Я обошла кафе и свернула за угол, где ждала меня моя «девятка», достала из багажника сверток и, вернувшись к ожидавшему меня Рахмонову, протянула ему пакет.
— Вот ваши шмотки, как видите, слово свое я сдержала, прощайте… — Я многозначительно посмотрела на него и, не дожидаясь ответа, пошла прочь.
* * *
Оседлав моего «буцефала» цвета беж, как пелось об апельсинах в одной детской песенке времен моего лихого пионерства, я направилась в центр. Изрядно подпортив Рахмонову обеденный перерыв, я просто умирала от желания пообедать вне дома. Для этого вполне подошло бы какое-нибудь кафе на проспекте. Я выбрала «Лиру».
Оставив моего четырехколесного коня на обочине, я вошла внутрь. Предупредительные и смекалистые официанты — это то, что мне надо сейчас. После всей этой комедии, которую я разыграла с Рахмоновым, пустой зал, спокойная легкая музыка и сносное меню подействовали на меня расслабляюще.