— Так вот, — продолжила я изложение сути дела, — ты, Веня, вызываешь на нас милицию…
— Ась? — вскинулся он, но, быстро глянув на шевельнувшегося Константина, сник. — Угу, вызываю, да.
— …и сюда больше не возвращаешься. Мы дожидаемся ее и, убедившись, что это именно милиция, тихо уходим через коллектор теплотрассы.
Теперь взревел Костя:
— А может, он прав, и ты действительно не в себе?
Вот почему я предпочитаю работать в одиночку. Хоть и трудно порой бывает выпутываться из переделок, зато не требуется никого убеждать, ничего объяснять и доказывать, а действуешь себе, как считаешь нужным, и следишь за результатами.
— Давайте, друзья, не будем терять времени. Ты, Венчик, и сам никогда не хотел знать лишнего, тем более такого, за что стреляют в голову, а Косте я объясню все в более подходящий момент.
Это подействовало наконец-то! Аякс развел руками и попросил инструкций.
— Господин Салазаров, Веня, Салазаров, запомни. Вот номер его сотового телефона. Скажешь так, что Татьяна Иванова вместе с другом сидит в этих вот подвалах, что ты, — Пупкин, Тюлькин, Кваскин — устроился здесь на ночь, и внезапно появились мы. Мы тебя не заметили, и из нашего разговора ты узнал, что мы только что сбежали от ментов, вызванных по наши души господином Салазаровым. Номер его телефона ты тоже услышал от нас. Понял, что мы его крутые враги, выбрался отсюда и поспешил позвонить, рассчитывая на вознаграждение.
Видя перед собой его заинтересованное лицо, я поторопилась уточнить:
— Упаси тебя бог, Венчик, явиться к нему за вознаграждением! Я тебя любя предупреждаю!
Он искренне возмутился:
— Я что, придавленный! Чава!
И, неожиданно нагло и озорно подмигнув Константину, потопал во тьму, оставив нам свечку.
Елкины души! Зеленые елкины души! Как они меня утомили!
Я опустилась на корточки и спиной привалилась к вековым, изъеденным влагой кирпичам стены.
Хорошо, что я не одна здесь, что сохраняется необходимость держать грудь колесом, а живот впалым, хорошо, что есть перед кем выпендриваться, демонстрируя свои волевые качества.
Положила лоб на сведенные колени, обхватила их руками.
Сейчас, Костя, не мешай и не вмешивайся, дай мне минуточку на расслабушку. Сейчас восстановлюсь я! Не каждый же день в меня стреляют из-за угла!
Я приняла в себя тишину подземелья. Тишина — она везде тишина. В горных высях и затхлых подвалах она одна. Тишина — носитель звука. Звук в тишине звучит, и тишине его не объять… Звук пройдет, и останется тишина. Во мне прошли все звуки, все мысли и все страхи. Остался чистый луч внимания, поток сознания, протяженность существования. Они-то и подняли меня на ноги — спиной по стенке, через оговоренную минуту.