Но удивительнее всего, что при этом дядя Серж сидел в своем укрытии со странной улыбкой, как будто сейчас происходило не разбойное нападение на дом, а приятный, радостный для его сердца спектакль.
— Ты чего на меня… того? — тихо спросил меня Погорельцев, кряхтя и растирая ушибленное плечо. — Как пантера, мать твою…
И еле слышно рассмеялся.
— А вы не обзывайтесь, — сказала я, и мне вдруг самой сделалось смешно, так нелепо прозвучала эта жалоба на фоне недавней стрельбы.
Подумать только! Еще одна секунда — и этот человек лежал бы сейчас на полу с пробитой головой в луже крови! А он сидит и весело смеется непонятно чему, как последний дурак.
Слава, слава моей гордости! По крайней мере, сейчас она определенно спасла Погорельцеву жизнь.
— Во дают! — заметил без особой злобы дядя Серж — на жену он орал с большим выражением, это факт! — Ничего, когда-нибудь они у меня тоже попляшут, как карасики на сковородке. Балбесы.
Из соседней комнаты послышались громкие причитания Тамары.
— Ой, не могу я больше так жить! Ой, боюсь! Сил моих больше нет! Уж лучше я уеду жить к маме, чем такое! Ой, мамочка моя родная, и за что мне такая жизнь… — выводила горестные рулады бедная женщина.
Лицо Погорельцева снова сделалось красным от злости.
— Замолчи! Закрой свой рот! — закричал он так, что услышать его можно было на улице и даже, наверное, в далеком горном кишлаке.
Я поняла, что он хотел добавить еще несколько привычных выражений, но посмотрел на меня и в последний момент сдержался.
— Снова заныла, — сказал он вместо этого. — Смотри-ка: хочет жить по-царски, чтобы перед всем своим кишлаком хвалиться, и без сюрпризов. Чего вот она теперь ноет? Ничего ведь не случилось, правда?
— Выгляни в окошко, дам тебе горошка, — сказала я, вспомнив русскую народную сказку. — Опыт показывает, что тот, кто тебе действительно хочет дать горошка, подойдет и прямо в руку насыплет. Никогда не надо высовываться.
— За…
Но тут за окном что-то так шарахнуло, что ничего не стало слышно, и в рамах задрожали оставшиеся стекла.
— Это еще что такое? — прошептал побледневший как полотно Костик. — Прямо как на войне.
Даже причитания в соседней комнате разом умолкли — и на мгновение наступила полная, какая-то жуткая тишина.
— И правда — как на фронте, — сказала я шепотом, чтобы не показывать, что тоже порядком струхнула.
«Братан» сел на корточки и осторожно выглянул наружу.
— Машину взорвали. Вот и славненько, — прошептал он. — Слава Аллаху, все обошлось! Господи, хорошо-то, хорошо-то как, ребятишки мои! Пронесло.
— Что вы имеете в виду?