— Нет, я никогда не питал к нему особых симпатий. Он — неплохой инженер, но ничего больше. Извините, Татьяна, всего доброго.
Направляясь к входной двери, я проходила мимо одной из комнат, дверь которой была приоткрыта. Но я, конечно же, и не подумала туда заглядывать. На прощание я решила еще раз принести Гольстеру свои соболезнования, рассчитывая на то, что он одумается и перестанет видеть во мне врага.
— Я никогда не утешусь, — как-то уж очень театрально заявил он напоследок, поднеся ладонь ко лбу, прислонился к стене и замер в таком положении, безотрывно смотря в пол. По нежеланию Гольстера продолжать разговор я поняла, что он ждет не дождется, когда же я наконец начну одеваться и уйду из его дома, оставив его в покое.
В это время из приоткрытой двери донеслись какие-то нечленораздельные звуки, похожие на то, как разговаривают глухонемые.
— Кто это? — не удержавшись от своей привычки совать нос в чужие дела, спросила я.
— Это моя мама. Она парализована. Вот такое у нас горе… А тут еще дочери я лишился… — Гольстер все-таки не выдержал и зарыдал.
Я подошла ближе и положила ладонь на его плечо, стараясь успокоить его. В это мгновение я случайно задела за дверь, ведущую в комнату парализованной матери. Раздался хлопок распахнувшейся двери, и я увидела заплаканное сморщенное лицо старой женщины, полулежащей на высоких подушках. Ее плечи тряслись, она беззвучно плакала, не закрывая глаз. Но, встретив мой взгляд, старушка немного успокоилась и с трудом чуть-чуть приподняла правую руку. Наверное, она могла шевелить только ею, потому что левая рука лежала поверх одеяла, как неживая.
— Она что-то хочет сказать? — спросила я у Гольстера.
— Пойдемте, Татьяна, вам нечего здесь делать. Зачем на нее смотреть? Она только еще больше расстроится. Мама тоже переживает из-за Инны.
Как только парализованная бабушка услышала имя убитой внучки, она взвыла, как от сильной зубной боли, и еще интенсивнее принялась качать своей правой рукой. При этом голова больной поворачивалась из стороны в сторону, как бы показывая, что она не желает мириться со смертью дорогого ей человека.
— Мама не верит в это, — пояснил Гольстер и взял меня под локоть, подталкивая к выходу.
Но я видела, что несчастная женщина пытается сказать совсем другое. Она с трудом протянула свою правую руку к сыну и даже попыталась показать что-то пальцами, но не выдержала такого напряжения, уронила руку на постель и еще сильнее заплакала.
Я попрощалась с Гольстером. Спустившись на первый этаж, я все еще слышала, как он закрывает многочисленные замки на своих не менее многочисленных дверях. Странно, зачем ему столько запоров? Квартира его особой роскошью не отличается. Среднестатистическая квартирка с не слишком дорогой мебелью, старомодными коврами и не совсем новыми обоями.