Меня заинтересовало одно обстоятельство. Сразу после окончания педагогического института Коврина устроилась в омский детский дом воспитателем. Проработала там девятнадцать лет и уволилась по собственному желанию, находясь в должности директора этого самого детского дома. После чего она переехала в Тарасов и устроилась в местный детский дом, но в качестве… старшего воспитателя. К чему было бросать город, в котором родилась и училась, в котором достигла определенного уровня? В Тарасове у Ковриной родственников не было. Ее единственный брат прибыл сюда значительно позже, уже после того, как отмотал срок. Поближе к деньгам племянника. Ради чего стоило идти на значительное понижение в должности? А если это бегство, то от кого и зачем?
И еще одно: меня сразу сильно насторожила — а сейчас все больше волновала и интересовала — странная реакция Ковриной на мой вопрос о загадочной женщине, бывшей у ее сына в квартире незадолго до его смерти. Мог ли этот визит быть связан с убийством Леонида? И каковы причины именно такой реакции его матери?
* * *
Город Омск встретил меня жгуче-холодным пронзительным ветром. Время года, когда заканчивается осень и начинается зима, всегда вызывает во мне щемящую тоску, которую я безуспешно пытаюсь в себе заглушить. Когда я уезжала из родного Тарасова, солнце щедро озарило меня на прощание своими еще теплыми осенними лучами, а в Омске меня встретила уже абсолютно зимняя, жесткая погода, и плохое настроение накатило с неудержимой силой.
Из здания аэропорта я позвонила в справочное бюро, чтобы узнать нужный адрес. Вскоре, шагая по унылым коридорам казенного учреждения, где брошенные дети вынуждены проводить все свое детство, я размышляла о том, какие порядки завела в детском доме Коврина, когда была здесь начальницей. Я представила, как дети, вверенные ее опеке, ходили строем на цыпочках вдоль плинтуса и под ее неумолимым взором боялись даже слово вымолвить.
Кабинет нынешней начальницы пустовал. Нянечка, мывшая грязные полы в коридоре, заверила меня, что глава детского дома подойдет через несколько минут. И когда я увидела женщину средних лет, хозяйским взором окидывающую территорию справа и слева от себя, то безошибочно угадала в ней руководящего работника.
— Вы ко мне? — осведомилась она, увидев постороннего человека рядом со своим кабинетом.
— Да. Мне нужно с вами поговорить.
Сколько раз в своей не столь уж долгой жизни я произносила эти слова…
— Проходите.
Хозяйка распахнула дверь и пропустила меня вперед. Кабинет поражал минимальным количеством мебели и отсутствием посторонних предметов. Женщина уселась за стол, на котором не было ни одной ручки, бумажки… Ничего такого, что обычно лежит на письменном или рабочем столе. Такое ощущение, что кабинетом до моего посещения вообще не пользовались. Я присела на одинокий стул, находившийся по другую сторону стола.