Я решилась и спросила:
— Максим, скажите, Дина никогда не упоминала некоего Костю, своего приятеля?
— Костю? — наморщил лоб Пименов. — Да вроде нет.
— У него очень необычное заболевание, — подсказала я. — Уровень сознания остановился на возрасте десяти лет после того, как мальчик переболел менингитом.
— Ах вот оно что, — кивнул Пименов. — Да, такие случаи действительно бывают, мы это проходили. Но Дина никогда не упоминала, что у нее есть такой знакомый. Значит, он был не очень-то значим для нее.
— А может быть, наоборот, — задумчиво произнесла я, — настолько значим, что она скрывала его от вас. Скажем, опасаясь осуждения.
— Не знаю, — признался Пименов. — Здесь мне очень сложно судить вот так, наобум. Возможно, вы и правы.
— А вот скажите, ведь этот человек, наверное, числится инвалидом?
— Безусловно, — согласился Пименов. — Полноценным членом общества он никак не может быть.
— Значит, он должен состоять где-то на учете, так?
— Ну, наверное, — снова согласился Максим. — У психиатра обязательно должен наблюдаться.
— И психиатр может точно охарактеризовать его заболевание?
— Должен, — все еще не понимая, к чему я клоню, ответил психолог.
— И где это можно узнать?
Пименов улыбнулся.
— Вы, видимо, считаете меня чем-то вроде справочника по психиатрии. Я думаю, в первую очередь стоит обратиться к его родным, они наверняка должны знать.
— Вот только захотят ли они предоставить мне такую информацию… — усмехнулась я, вспомнив тот холодный прием, который оказала мне мать Константина Макарского.
— Подождите, подождите, — наморщил лоб психолог. — Сейчас…
Он порывисто встал и подошел к секретеру. Потом вытащил откуда-то изнутри записную книжку и стал ее листать.
— Вот… Один мой знакомый, психиатр, занимается как раз примерно такими случаями. Давайте ему позвоним.
— Давайте, — довольная, согласилась я.
* * *
Спустя десять минут мы уже вместе с Пименовым выходили из его квартиры и держали путь к некоему Петру Анатольевичу Собакину. А через полчаса и сам он, этакий подвижный бородатый колобок, предстал передо мной.
Он был словно шарик, перекатывающийся с места на место. Такая комичность, может быть, не вызывала к нему доверия как к солидному специалисту, но я тут же поняла, что передо мной добрый человек. Возможно, то, что он производил такое впечатление, — качество, главное для психиатра. Врачу наверняка важнее — вызывать доверие у самих больных, а не у окружающих их людей.
Обо всем этом я успела подумать, пока шла за Собакиным через его аппартаменты. Именно так мне и захотелось назвать его квартиру, обставленную, как и у Пименова, с большим вкусом и весьма комфортабельную. В общем, оба они не бедствовали — как психолог, так и психиатр.