Ну ни хрена себе!
Уж если и они ничего не знают!
Алинка до сих пор все спрашивает, привезет ли папа из заграницы новую Барби, бедняжка моя, папа хоть себя самого бы привез!
Напиться, что ли?
18 августа. Все. Сил больше нет терпеть эту неизвестность.
Когда Таньке звонила, она все хи-хи да ха-ха, дескать, с Гретхен какой-нибудь там завалился… Если бы! Тут что-то не то.
Поеду, наверное, вечером к Ритуле, может, хоть она мне что путное посоветует, не к ментам же мне бежать! Вон телефон…»
На этом Ольгины записи обрывались. Я сделала еще чашку кофе, сходила посмотреть, как там Алинка, — посапывает себе, кролик, — и налила из бара (да простят меня хозяева!) себе рюмку настоящего «Армянского». Дай Бог, чтобы все были, по крайней мере, живы!
Но мне надо отрешиться от эмоций, абстрагироваться от того, что Ольга моя подружка, и рассматривать ее только как клиента — человека, которого во что бы то ни стало надо найти. Хотя почему только ее? И Славу, этого красавчика «под Бельмондо», тоже следует вытащить на свет Божий. Что он такого натворил, интересно, если ни его, ни Ольги днем с огнем не сыскать, и ребенок вон брошен один в этих хоромах…
Я уже с какой-то (классовой, что ли?) неприязнью бродила по дому, разглядывая всю эту навороченную мебель, дорогие, но тупые картины манерой письма под Илюшу Глазунова.
И к чему, в сущности, людям так много жилищного пространства и житейского барахла? Вспомнился разговор с одним «крутым» насчет того, зачем ему в трехуровневой квартире четыре сортира. Он так удивленно глянул на меня (аналогично, похоже, смотрел в школе на училку, которая ставила ему двойку по истории) и ответил:
«Ну, как же? Один — мне, другой — жене, третий — дочке…»
— А четвертый? — наивно спросила я.
— Четвертый, это, знаешь, для гостей, — с чувством собственного достоинства ответил радетель рыночной экономики совдеповского образца.
Я пнула ногой попавшийся на пути большой мягкий пуфик, потом села на него, обхватила голову руками и поняла, что в эту, обалдевшую за истекшие шесть часов башку уже никакие умные мысли больше не придут. Сползла на мягкий толстый настоящий персидский ковер и… проснулась от голоса Алины:
— Тетя Таня, ну вставайте, уже утро; нам надо маму искать.
Быстренько придя в себя — не раскачиваться же перед ребенком! — я резво вскочила и побежала в ванную. Двадцать минут утреннего туалета привели меня в полную боевую готовность.
Потом я сообразила на кухне себе кофе, Алине — чай и яичницу с ветчиной и в процессе незамысловатых утренних хлопот окончательно решила, с чего начать распутывать данный мне в руки таинственный клубок.