– Ну что ты молчишь, как обмороженная! – трепала она меня. – Рассказывай уже! Хрипела она перед смертью?
– Отстань, – огрызалась я, содрогаясь от воспоминаний.
– А правда, что ты ей горло перегрызла? Мне Семка рассказывал.
– Я ему горло перегрызу! – стонала я, жалея, что с нами нет Пантерия. Черт так и не очнулся, когда Беленькая грузила его на телегу. Вершининцы угрюмо провожали их, и я надеялась, что они с радостью расскажут всем, что ведьмы отправились в Боровичи.
По кусочку, словно палач, Ланка выхватывала из меня рассказ, больше всего удивляясь, что конец глупой Фроськиной жизни положила Зюка. Ни Васек, ни Митяй, ни Марго, сколько я их ни расспрашивала, так и не сумели припомнить, в каком месте потеряли дурочку. Я терялась в догадках, не представляя, как Зюка прошла через весь лес, кишащий обезумевшим зверьем.
Немного поплутав, мы вскоре встретили отряд, отправленный еще утром на поиски Подаренки. Люди были растерянны и напуганны, ничего путного не сказали и златоградца нигде не видели. А если судить по следам, то и в лес они не очень рвались, топтались по опушке да вдоль дороги, на полянку, где я с Фроськой билась, случайно выбрели – и бегом со всех ног обратно.
– Думаю, здесь нам уже делать нечего, – выдал умную мысль Мытный, рассматривая неподъемный молот покойного волота, а я расстроилась: неужто и вправду Илиодор украл Фроську? Одно дело, когда тебе нравится кто-то – необычный и веселый, и совсем другое – когда этот кто-то покойников ворует! Это уже не просто корыстолюбие, это уже болезненная алчность.
Мы решили, что стоит выбираться на дорогу. Ланка лазоревой птахой скакала по поляне, охая и ахая. На мой взгляд, ничего там хорошего не было: кости, мертвое зверье да нечисть, которая после смерти оборачивалась пнями да корягами. Предупредительный Мытный вынужден был сопровождать сестру, ищущую острых впечатлений, а я побрела к лошадям, решив, что нечего мне здесь делать, и раздумывая, как же быть с Илиодором, если он действительно украл покойницу. Тогда он нас и ждать не будет – сложит все денежки в мешок да укатит, довольный, в свой Златоград.
Я не сразу обратила внимание на лишнего коня. Серый в яблоках Бес стоял под седлом и нахально домогался Ланкиной кобылки. Васьков битюг, которого я конфисковала у разбойника, пока он шумно, на все Вершинино, улаживал сердечные дела с Маргошей, смотрел на Беса с сомнением, словно раздумывая – стоит наподдать копытом конкуренту или лучше сводить его на то место в лесу, где коней жрут? Только жеребец Мытного не опускался до пошлых заигрываний, считая, что ему, племенному красавцу, Ланкина кобыла сама должна на шею вешаться и копыта целовать.