— Надо же, а я только сейчас поняла… ну, после всего, что вы рассказали. У него очень необычная подача материала. Он… не столько учит, сколько заставляет думать. Пропускать через себя каждое слово, каждую мысль… примерять ее на себя. Эдак все время провоцирует — я считаю так, а вы? Со мной происходит вот так, а с вами? У меня это выходит вот таким образом, а как у вас? То есть все время испытывает на прочность свой авторитет учителя. А выдержит ли он это, а вот еще это выдержит? — Она развела руками. — Но бог ты мой, как он все это скрытно проделывает… — Она вновь покачала головой и нервно рассмеялась. — Вроде как все обычно, даже скучновато как-то. Но я сейчас поняла, что они ведь все время думают, практически каждую минуту… Десяток фраз — и снова думают. Короткий тренинг — и опять. Я еще нигде не встречала такого результата. Даже у подготовленной аудитории, а уж у таких… — и она вновь задумалась.
— То есть, — задумчиво заметил Петр Израилевич, — вместо того чтобы просто их учить, он их развивает и… как бы это поточнее выразить, настраивает, что ли? Ну, как музыкальный инструмент.
Какое-то время все молча обдумывали высказанное Петром Израилевичем предположение, а затем полковник тихо спросил:
— Это опасно?
— Батенька мой, — вздохнул Петр Израилевич, — ну откуда же нам знать? Мы даже не представляем, чего он хочет достичь. Что он собирается… сотворить из них. Не истово верующих монахов-отшельников же, в конце концов… — он запнулся и пожал плечами, — хотя, как знать… — и после короткой паузы добавил: — А впрочем, скорее всего, чрезвычайно опасно. Они же еще дети, хотя считают себя вполне взрослыми. У них еще крайне неустойчивая психика, при таких нагрузках, о которых нам только что поведала Инна Александровна, они очень даже могут запросто слететь с катушек…
Алексей Юрьевич резко отодвинул стул и поднялся на ноги.
— Я бы вам не советовал…
— Что?
— Сразу идти разговаривать с дочерью. Вы ведь к ней собрались?
— Почему? — тихо спросил полковник.
— Потому что это бесполезно. — Петр Израилевич сделал паузу и бросил на полковника крайне выразительный взгляд. Но тот упрямо набычился и снова спросил:
— Почему?
— Потому что вы — отец. А он — Учитель. Причем не просто Учитель, а Учитель, Который Знает Все. То есть непререкаемый авторитет.
Но Алексей Юрьевич не сдавался.
— У меня с дочерью всегда были доверительные отношения.
— Так радуйтесь, — уважительно кивнул профессор, — если в таком возрасте, когда столь легко рушатся все и всяческие авторитеты, вы все-таки сумели сохранить свой авторитет в глазах ребенка, значит, у вас в семье правильно был построен процесс воспитания. Честь вам и хвала. Большинство современных родителей, знаете ли, не могут этим похвастаться. И, мой вам совет, не делайте ничего, что сможет обрушить подобные отношения… Например, то, что собираетесь.