— Я уже…
Барабанщица посмотрела на чашку с чаем, стоявшую перед Ратом, на тарелку с котлетами и понимающе кивнула, а затем неожиданно спросила:
— А для тебя это принципиально?
— Что?
— Ну… не есть мясо, если ты его сам не добыл.
Рат отрицательно покачал головой.
— Да нет…
— Тогда почему?
Рат улыбнулся.
— Знаешь, есть много вещей, которые я… воздерживаюсь делать. По разным причинам. Но я не утверждаю, что не буду этого делать никогда.
Гаджет и Данька переглянулись. Ну вот, опять все те же непонятные заморочки. Ну неужели нельзя выражаться яснее? Данька вздохнул, Гаджет в ответ покрутил вилкой у виска и вновь вернулся к прерванному занятию. Впрочем, похоже, Барабанщица все-таки кое-что поняла.
— Ты дал обет? — взглянув на него в упор, спросила Барабанщица.
Рат спокойно кивнул.
— Да. И давно… — а затем улыбнулся и добавил: — Но к мясу он не имеет никакого отношения.
Барабанщица задумалась. А Рат, все так же улыбаясь, предложил:
— Давай, я положу тебе котлетку…
Данька вдруг вспомнил, что он еще не рассказал Барабанщице о своих переговорах с Игорем Оскаровичем.
— Маш, я дозвонился Потресову. Он ждет меня с документом у себя в офисе, в четыре часа.
— Насчет документа — обойдется, — отрезала Барабанщица, — копии хватит. Где офис?
— В центре.
— В четыре?
— Да.
— Через пятнадцать минут выходим.
Гаджет, покончивший с третьей котлетой, с видимым удовольствием откинулся на спинку стула:
— Ну вот, теперь я готов к встрече хоть с десятком твоих лысеньких профессоров в дурацких очках.
— Почему это лысеньких? — не понял Данька.
— Потому что человеку, Джавецкий, свойственно мыслить штампами, — усмехнувшись, пояснила Барабанщица, — а у нашего Гаджета в голове этих штампов побольше, чем у других. И один из них такой, что профессора непременно лысенькие и в дурацких очках.
— И ничего не так, — обиделся Гаджет. — Что я профессоров не видел, что ли? Разные они. И вообще…
Что вообще — они так и не узнали, потому что Гаджет замолчал и обиженно насупился. А Данька внезапно вспомнил, что он ведь тоже сначала записал Рата в бомжи. Сразу приговор вынес — «бомж» и точка. И никак иначе даже и не думал называть. Даже после того, как выяснилось, что он очень необычный бомж… И от этого Даньке стало как-то стыдно и захотелось что-то сделать, чтобы развеять тот штамп ну просто в дым.
— Слушай, Рат, а у тебя есть дом?
Рат улыбнулся.
— Есть.
— А семья?
— Тоже.
— И большая?
Рат задумался.
— Смотря как считать. Если со всеми братьями, сестрами, их родственниками, женами и их родственниками, то… где-то около семидесяти тысяч человек.