— Ну, доволен? — Иван обнял его.
— Нет, это не то слово, которое я хочу сказать, — ответил новообращенный. По сильному акценту и тому, как он подбирал слова, можно было понять, что русский язык для него не родной. Собственно, и весь вид его смуглого, с вывернутыми губами лица говорил о полинезийской крови предков, — радость, счастье и… я не могу сказать — нет таких слов.
— И не надо ничего говорить. Пойдем к мужикам.
Моряки с «Псковитянки», «Садко» и «Колокольного звона», которым не хватило места в церкви, поджидали окончания обряда на церковном дворе. Разговоры смолкли, и взгляды обратились к Зазнобину. Иван вытолкнул вперед смущенного крестника в белой рубахе, и толпа взорвалась приветственными криками. Выждав некоторое время, Иван поднял руку. Крики постепенно стихли.
— Братья! Сегодня к нам присоединился еще один человек, пожелавший принять православную веру. Вот он, этот отрок!
— А чего он такой немытый? — выкрикнул кто-то, явно успевший хватить пивка, но скорее — водочки для разминки перед праздником.
— Каким цветом Господь осветил его шкуру, такая и сгодится. Главное — чтобы душа была белая и чистая. Я вижу, некоторые уже успели принять по сто граммов и не виню — ждать всегда тяжко, — усмехнулся Иван, — однако есть у меня к вам, братья, серьезный разговор.
Толпа подалась к паперти — если уж командир «Псковитянки» решил сообщить что-то, отложив традиционное веселье в честь нового брата во Христе, значит, дело и впрямь серьезное.
Зазнобин оглядел обращенные к нему лица. В основном это были выходцы с планет, подконтрольных Российской империи, однако встречались и желтые с узким разрезом, и черные и смуглые. Это были те, кто захотел служить в командах ушкуйников и принял православную веру — без этого условия будь ты хоть самым лучшим комендором или штурманом во Вселенной, не служить тебе на русских кораблях. Вернее, на кораблях тех, кто называет себя «ушкуйниками».
— Не знаю, как вам, братья, а мне надоело просиживать штаны и сопровождать ржавые лоханки Макнамары от пункта А в пункт Б. Правильно, когда мы согласились на эту работу, выхода не было: или мы работаем на компанию, или нам перекрывают кислород. Сами помните — эсминцы Содружества были на подлете к системе, и деваться нам было некуда. Но теперь дело другое. Появилась возможность вспомнить старое ремесло, если, конечно, мы еще не окончательно приржавели к этой убогой планете. Деньги предлагают такие, что месяц работы окупит пять лет безделья. Как, разомнем косточки, мужики? Не стыдно вам отсылать домой копейки, когда можно взять кошель с золотом и поделиться им с родней, которая прозябает на Волхове, на Ильмене или на Лесной?