— Это очень, ОЧЕНЬ влиятельные люди: нефть, финансы, авиация… Иван вздохнул:
— Николай Александрович, вы работаете со мной не так долго, и у нас с вами до сих пор проблем не возникало, но сейчас я чувствую, что вы меня не совсем понимаете. Так вот, кто бы сюда ни пришел и какие бы деньги ни предложил — ресторан работает. Хотят — пусть снимают один зал, нет — скатертью дорога. Никто не будет снимать три зала, чтобы посидеть тесной компанией. — Он уловил несогласие в глазах заведующего и, подавив раздражение, попытался объяснить еще раз: — Поймите, этот ресторан я создавал не для того, чтобы заработать больше денег, мне и так вполне хватало, это — для удовольствия, в чем и состоит моя главная прибыль. Ясно?
Заведующий скептически поджал губы.
— Ну вот, недоверие! Поймите, Николай Александрович, мы же работаем практически рубль в рубль, ведь так? Вы что же, думаете, я не понимаю, во сколько обходятся мои «среды»?
Заведующий обескуражено молчал.
— Запомните, это место должно быть таким, куда приятно прийти с семьей, друзьями, все остальное — чепуха. Сюда же ходят с малышней, с бабушками, а они-то сегодня за порогом.
Заведующий по-прежнему молчал.
— Ладно, обдумайте мои слова на досуге, а пока я прошу в будущем так не поступать.
Иван вышел из кабинета. И тут ему вдруг захотелось поближе взглянуть на своих сегодняшних клиентов.
На окруженной заливчиком площадке стоял небольшой стол на двенадцать персон. Во главе стола сидел и смотрел прямо на него «власть и деньги», или, как он уже знал, Константин Алексеевич Богородцев. Встретившись с Иваном взглядом, он, незаметно от сидевших с ним за столом, приподнял фужер с вином и слегка кивнул. Они снова сошлись на одной тропе.
Серая Смерть имел все основания быть довольным сегодняшним днем. Вчера он провел три боя. И убил всех. Он уже не мог долго сдерживать своего зверя. Это было как наркотик. Да куда там, намного хлеще. Деньги, алкоголь, женщины… его уже давно не интересовало ничего из этого списка. Только схватки. Где-то глубоко еще сохранились воспоминания о величественном лесе, древнем идоле и впитавших в себя мудрость столетий глазах волхва, но все это уже было не важно. Он помнил, как лопнула в его зубах артерия на горле брата Сокола, как Медведь, хрипя, пытался вырваться из захвата его рук, как Ласка билась в его мертвой хватке, пока не затихла… Он уже не боялся. После стольких лет непрерывных схваток он, пожалуй, рискнул бы схватиться с самим волхвом. Сорок лет… А ведь он почти не постарел. Серая Смерть оглядел свои мускулистые руки. Это были руки молодого: ни морщин, ни желтизны, ни пигментных пятен. Он мысленно улыбнулся. Что ж. Все возвращается на круги своя. Сегодня в России бредят Собором. Он готов. Он покажет, что такое настоящий Собор, а не то слюнтяйство, что регулярно крутят по ихнему телевидению. Ему захотелось завыть. Неужели он снова вернется в Россию?! Сорок лет… Китай, Таиланд, Австралия, Южная Африка, Штаты, Канада. Он прошел все бойцовские клубы. Когда не было работы в них, убивал на улицах. Попадал в тюрьмы. Серая Смерть зло ощерился. Эти тупицы думали удержать Волка! Он устал от чужих лесов, чужих небес, чужих богов. Сорок лет… Один из тех, кто вошел в России в силу в последнее время, нашел его позавчера. Вернее, таких было несколько. Для одного такого полгода назад он несколько раз дрался. Но тот оказался глупым. Он попытался заставить Серую Смерть драться так, как хочет он, не убивая. За что и поплатился. Но этот новый, судя по всему, был не из таких. Он многое знал. Удивительно, старый волхв опять взялся за свое, опять собрал Перунову пятерку. Старый, выживший из ума бедолага, века не прошли для тебя бесследно. Какой Волк сможет отринуть восторг победы, когда твои клыки впиваются в глотку поверженному врагу, а его предсмертный хрип замерзает на губах?.. Этот старик получит еще одну Серую Смерть, а если нет… Его губы презрительно изогнулись. Что ж, такое ничтожество не имеет права называться Волком, и он с наслаждением сотрет его с лица земли. О, как сладостна НАСТОЯЩАЯ схватка, с равным или почти равным тебе. Та, в которой от напряжения лопаются мышцы и трещат кости. Как давно он не чувствовал ничего подобного! Сорок лет…