На следующий день Пардальян привел своего сына к Монмартрскому эшафоту. Жеан побледнел, оказавшись здесь вместе с отцом, но мужественно приступил к рассказу об ужасном искушении, которому едва не поддался. Пардальян прервал его с первых же слов, говоря:
— Я знаю. Я был тут. Я все видел и слышал.
Они откопали клад, и на сей раз дело обошлось без тех страшных переживаний, что выпали на долю Жеана во время его одиноких поисков. Когда перед ними предстал сундук с баснословным богатством, Пардальян сказал, пристально глядя на сына:
— Сокровище, которое ты едва не похитил, принадлежит тебе… Что ты намерен делать с этой грудой золота?
Жеану показалось, что голос отца при этих словах как-то странно дрогнул. Какое-то время он смотрел на груду золота, как назвал ее Пардальян, а затем, подняв свое тонкое лицо, произнес:
— Говорят, сударь, что вы, получив великолепное имение Маржанси, отдали все доходы от него беднякам округи, и те пользуются им, словно своим достоянием, что не вызывает у вас никаких возражений?
— Это правда, — холодно ответил Пардальян.
— Говорят еще, что вы, унаследовав от жены двести тысяч ливров, раздали их неимущим квартала Сен-Дени?
— И это правда.
— Говорят наконец, что вы не позволили королю, обязанному вам своей короной, отблагодарить вас ни титулом, ни должностью, ни состоянием?
— Тоже правда.
— Я думаю, сударь, что богатств этого сундука не хватит, чтобы облагодетельствовать тысячи несчастных… А для одного человека это много… Слишком много!
— Ах, вот что! — промолвил Пардальян, и глаза его заискрились. — Посмотрим, к чему ты клонишь?
— Вот к чему, сударь: мне, всегда прозябавшему в нищете, сто тысяч экю представляется вполне приличной суммой!
— Дьявольщина! Сто тысяч экю! Еще бы!
— Сожи и Вобрен принадлежат Бертиль. Мне не хотелось бы запускать руку в карман жены. Поэтому я возьму себе сто тысяч экю из этого сокровища. Вам это кажется разумным?
— Действительно* это вполне разумно.
— Кроме того, я возьму четыреста тысяч ливров… для моих друзей, которых вы хорошо знаете.
— Каждому по сто тысяч ливров. Этого достаточно.
— Остальное я раздам беднякам.
— Им достанется хороший куш, мой сын.
— Но есть еще вы, сударь.
— Ах, черт возьми! Правда, есть еще я. Посмотрим, что же ты собираешься уделить мне?
Жеан покачал головой и, взяв своего отца за руки, сказал с волнением, идущим от сердца:
— Вы, отец, стоите больше любого сокровища, будь оно даже в тысячу раз драгоценнее этого. Вам, отец, я не дам ничего… потому что все, чем я владею, ваше. Хорошо ли я рассудил, сударь?
Пардальян раскрыл объятия и шепнул Жеану, припавшему к его груди: