– Не думайте обо мне плохо. Я не такая…
– Эй, девочка! – наклонил я ее голову к себе, впитывая ее губы. – Спасибо тебе за все… Никакая ты не «такая»! Ты просто прекрасная!
Она раздевалась так по-домашнему, что я почувствовал себя свиньей, которая никогда не отплатит ей за эту ночь.
– Ксана, – нежно сказал я, – ты пахнешь сладким домашним печеньем и горячей плитой… Это так здорово…
Я держал в руках ее тело. Оно было шелковистым и доверчивым. А ласки – спокойными и тоже какими-то домашними.
Она накрыла меня собой. Вобрала всего, словно я был ее плодом, а не мужчиной, который лежал с ней в постели. И отдавала себя так, словно раскачивала люльку с младенцем… Впервые мне стало вдруг до боли стыдно, и я почувствовал, что не могу больше молчать. Что я должен раскаяться и рассказать о вине, которую тащу за собой, как горб, повсюду и везде.
Возможно, я сделал ошибку, но сдерживаться уже не мог.
– Ксана, – негромко сказал я. – Мне очень жаль, но я тоже совсем не тот, каким ты себе меня вообразила. Судьба всех иллюзий – в конце концов, оказаться разбитыми. Я – самый обычный человек. Наверное, даже – слишком обычный, но попавший в необычную ситуацию.
Она молчала. Много бы я дал, чтобы узнать, что думает про меня эта изящная головка.
– Если можешь – прости! – покачал я в сомнении головой, потому что не очень верил, что такое можно действительно простить.
Бедная девочка! У нее был такой растерянный вид… Если бы угрызения совести состояли из кислоты, от меня бы ничего не осталось. Я бы растворился в ней, как ржавчина.
– Моя тайна не в том, что я – фальшивомонетчик, шулер или беглый преступник: она – проще и хуже. Я – дешевый Фауст в издании для сирых. Краду время у себя и у других…
От растерянности лицо у нее стало таким, будто она вдруг увидела оживший призрак. Рот чуть приоткрылся, а глаза напряглись от неожиданности и ожидания чего-то страшного и непоправимого. Вздохнув, я полез в ящик письменного стола и, достав оттуда свой паспорт, протянул ей. Там красовалась моя старая фотография и год рождения.
Если я умею читать по лицам, на ее лице смешались испуг и сочувствие, боль и жалость.
– Пожалуйста, дай мне слово, что ты расскажешь об этом только тогда, когда я оставлю Нью-Йорк… Это уже не так далеко…
– Клянусь!
– Не надо клясться. Я верю тебе и так…
Внезапно я вспомнил, что говорил мне Чарли про магнетизм и как он действует на баб, и грустно улыбнулся. Неужели Руди-Реалист стал наследником Великого Мага Постели?
В темноте Ксана тихо и нежно выцеловывала мне лицо.
Шел дождь, капли его отсчитывали секунды, как будильник, которому осталось не так уж много времени до рокового звонка.