«Чарли, Чарли, – пенял я себе, – тебе не кажется, что ты состарился?! Что тебе вдруг стала нужной рядом живая душа? Та, с которой можно не только трахаться, но и согреться в минуту одиночества. Эта паршивка – Селеста тебя проучила: ушла, оставив наедине с пустотой…»
Но и такого рода самооправдание было не очень убедительным, Если начистоту – я просто пытался свалить на нее вину, Разве не потратила Селеста десять лет в тщетной надежде не только служить, но и заслужить чего-то? Можно, конечно, было бы привести в ответ кучу оправданий. Разве не сделал я ее в своем доме полной хозяйкой? И не я ли позволял ей все, что взбредет голову? Хоть раз я попросил у нее какого-то отчета? Но едва лишь я начинал себя чем-то подобным утешать, как внутри просыпался маленький бесенок. Бессовестно подмигивая мне плутовским глазом, он поправлял меня: ну, положим, не хозяйкой – экономкой…
Селеста и вправду много лет была у меня экономкой и секретаршей. Больше того – заботливой нянькой, наперсницей и любовницей. В общем – всем кем угодно, только не женой. А скажите, какая другая баба столько времени безропотно соглашалась бы на такие второстепенные роли? Я, конечно, ее об этом не просил. И никаких обещаний не давал. Мало того – вел себя всегда так, что сомнений быть не могло: не нравится? Ты свободна! В любую минуту можешь сказать «до свиданья!» и получить приличные отступные. Почему же она этого не сделала раньше? И чем объяснить, что, даже оставив ребенка, заранее отказалась не только от своих прав, но и от его тоже? Вот вам вопрос, на который я никогда не получу ответа.
А что, если она действительно не то чтобы любила тебя, а была к тебе, скажем, искренне привязана? Тебе это кажется противоестественным, Чарли, не так ли? Еще бы – когда разница между вами в возрасте – двадцать шесть лет! Расти Селеста без отца, я, быть может, еще понял бы это. Ведь речь шла бы о своего рода замене образа. Той самой, что так хорошо известна психологам. Но судьба Селесты сложилась иначе…
Уход Селесты впервые в жизни застал меня врасплох. Я не знал, что и думать. Понимал только, что что-то безусловно изменилось и во мне самом тоже.
Возможно, моногамия – функция возраста. Смена баб утомляет: чем дальше, тем больше. И однажды наступает момент, когда организму требуется не адреналин, а валерьянка. Не смена впечатлений, а удобство и постоянство.
«Больше десяти лет, – говорил я себе, – ты жил так, словно она – сама по себе, а ты – сам по себе. А потом, лишь бы не брать на себя никаких обязательств, фактически вышвырнул ее, беременную, из дома».