– Видишь ли… Я, конечно, совсем не против комфорта. И спокойствие тоже любою. Но менять реальность на мираж не собираюсь… Ладно, хватит пререкаться. У меня камень с души свалился, что ты выбрался…
Тут перед нами снова появилась изукрашенная в немыслимые цвета консервная банка на колесах, и молодой негр перекрыл нам дорогу.
– Ты только посмотри на себя, клоун сраный! – заорал он, пританцовывая на своем сиденье. – «Ягуар» у тебя белый, но рожа все равно черная. Хочешь, я трахну твою лакированную любовницу в жопу?
Чарли, не моргнув глазом, пропустил наглеца, и тот, горделиво жестикулируя, обдал нас облаком вони и дыма.
– Можно подумать, у тебя нет комплексов, – напомнил я Чарли. – Да посмотри ты только на свой «Ягуар»… На этот твой бриллиантовый перстень… На костюм от Версаче…
Он сокрушенно вздохнул:
– Наверное… Но на самом деле все куда проще: когда растешь в трущобе, дороже ценишь комфорт.
Это было уже слишком:
– Неужели? – подыздевнулся я. – Нищета, в которой рос ты, была обычной, понял? Банальной! Как у всех! А вот та интеллигентская нужда, которой я нажрался до отвала, в тысячу раз унизительней и хуже…
Ему надоел наш спор:
– Все, хватит, Руди! Отбой, баста!
Но меня обуяло какое-то словесное буйство. Словно внутри внезапно начал извергаться слезливый вулкан.
– Знаешь, что это такое? Когда стесняешься самого себя… Кладешь кусок хлеба в рот, как деликатес, а о тряпке мечтаешь, как о чем-то несбыточном…
Чарли не знал, как меня остановить, и призвал на помощь Розу:
– Но ведь Роза обшивала в Румынии партийную элиту…
Мне было так жаль себя, что я чуть не всхлипнул:
– А что это меняло? На тебя когда-нибудь смотрели как на лакея?
– У лакея тоже есть свое собственное достоинство, – поднялся Чарли над окопом с белым флагом примирения в руках. – Но он не демонстрирует его, когда на службе…
Слава богу, мы уже были на стоянке, и он затормозил. Мы вышли из машины, и Чарли скрежетнул ключом дистанционного управления. Одетый, как лорд-канцлер, клубный швейцар перед входной дверью склонился перед нами так, как если бы мы были двумя монархами. Чарли сунул ему в карман банкноту и небрежно прошел мимо. Я решил нанести ему внезапный элегантный удар. Тогда ведь победа по количеству очков будет присуждена мне.
– Во сколько тебе обходится в год это пижонство? – с невинным видом спросил я.
– В семьдесят пять тысяч, – недовольно буркнул он.
Я заржал в полный голос. Чарли даже обернулся проверить: как на мое ржание среагировали старые клубные жопы, привыкшие к тишине и благопристойности.
– Ублажаешь свое эго? Память о том, что в дни твоей молодости тебя бы не пустили сюда на порог?