Этот самый Барельефный зал занимал весь последний этаж северного крыла цитадели и находился всецело на попечении смотрителя по имени Ротткодд, который спал сутки напролет – все равно ему не оставалось ничего другого, поскольку почти круглый год в зал не входила ни одна живая душа. Спал Ротткодд в удобном гамаке, свитом из мягкой пеньковой веревки – гамак был подвешен в дальнем конце продолговатого зала, откуда отлично просматривалось все помещение. Тем не менее, несмотря на сонный образ жизни, Ротткодд отлично знал свое дело – в его владениях не было ни пылинки, он весьма тщательно надзирал за находящимися под его ответственностью скульптурами.
Вообще-то сами скульптуры не слишком интересовали смотрителя, но как-то он неожиданно для себя обнаружил, что искренне привязался к нескольким из них. В частности, с особой тщательностью Ротткодд стирал редкие пылинки с Изумрудной Лошади. Кроме Лошади, его любовью пользовались также черно-оливковая Голова и стоявшая рядом Пегая Акула. Впрочем, в вопросах чистоты Ротткодд был совершенно беспристрастен – все скульптуры блистали чистотой и служили безмолвным выражением ответственности этого человека за порученное дело.
Уборка в помещении была тоже своего рода ритуалом – здесь все было предопределено заранее. Принимался Ротткодд за уборку ровно в семь утра – скидывал суконный полукамзол и надевал специальный серый балахон, брал в руки легкую метелку, сделанную из перьев. Сквозь стекла очков смотритель придирчиво озирался по сторонам – с чего начать? Внешность Ротткодда была тоже в своем роде примечательна – кожа головы имела странный цвет, и вообще голова напоминала заржавленную мушкетную пулю, а зрачки глаз казались уменьшенными прототипами головы. И все три «мушкетные пули» ни секунды не стояли на месте – голова покачивалась, а глаза бегали из стороны в сторону. Потом подходила следующая часть ритуала уборки – смотритель начинал неспешно обметать метелкой статуэтки, стоявшие справа. Он был методичен и совершенно спокоен – никто не мог прервать его работу. Хотя бы потому, что Барельефный зал располагался на последнем этаже. Собственно, это был даже не этаж, а скорее чердак. В помещении имелось одно-единственное окно – в торцовой стене, напротив двери. Окно было небольшим, и света сквозь него проникало немного. Может, потому обычно Ротткодд не открывал ставень – какой толк с этого, коли тут все равно царит полумрак? Основными источниками света служили семь больших фонарей, подвешенных к потолку на расстоянии девяти футов друг от друга. Ротткодд лично следил за сменой свечей в фонарях, сам гасил их – ровно в девять вечера. Солидный запас свечей хранился в крохотной каморке под винтовой лестницей, что вела на крышу. Кроме свечей, там хранился запасной кафтан для работы, лесенка-стремянка и книга записи посетителей, древняя, как сам мир. Мебели в зале не было – ни столов, ни стульев. Единственным предметом, который к ней можно было бы с натяжкой отнести, был гамак, подвешенный у окна, в котором Ротткодд спал. На полу возле стен пыли было довольно много, а во всех четырех углах помещения она образовывала маленькие холмы – и как же могло быть иначе, коли каждый день смотритель безжалостно сметал пыль с деревянных фигурок?