– Сударыня, – заговорил Стирпайк вновь, прижимая руку к груди в знак искренности, – может, я смогу помочь вам? Есть ли какая-нибудь работа для меня? Или, может статься, вы найдете мне работу где-нибудь внизу? Я – человек действия, мне претит даже мысль шуровать поварешкой в кухне. Я прошу вас об одном – дайте мне кров на эту ночь, а завтра поутру познакомьте с кем-нибудь, кто даст мне достойное занятие. Для этого нужно совсем немногое – только один разговор, один! Остальное поручите моей голове…
Раскрыв от удивления рот, дочь хозяев Горменгаста смотрела на собеседника, а затем рассеянно проговорила:
– А чем это так скверно пахнет?
– Ну как же, это та самая мерзость, которой вы изволили окатить меня, – напомнил юноша, – я уже и сам просто задыхаюсь!
– Бог мой! – всплеснула руками девочка. – Тогда вот что: идите за мной!
Конечно, Стирпайку ничего другого не оставалось, как подчиниться. Они прошли по антресоли, спустились по скрипучей лестнице. Фуксия слышала, как ее спутник то и дело спотыкался, но продолжала хранить молчание, не утруждая себя предупреждениями об опасных участках пути. Стирпайк старался не отставать от девчонки, но все равно то попадал ногой в какую-нибудь выемку, то запинался о деревянное корыто, то с размаху налетал головой на свисавшие с потолка пучки давно иссохших трав.
Бормоча проклятья, юноша сумел-таки добраться до винтовой лестницы, в то время как Фуксия была уже на полпути к своей комнате. Впрочем, крутые ступеньки лестницы он преодолел без особых приключений. Оба оказались в комнате девочки.
Настороженно оглядевшись по сторонам, Фуксия первым делом зажгла лампу. Окно было настежь распахнуто, и Стирпайк только теперь заметил, что на улице уже совсем стемнело.
Поваренок наклонился над фарфоровой раковиной, разрисованной розами. Фуксия стала осторожно лить воду в сложенные ковшиком руки гостя из узкогорлого чеканного кувшина. Паренек шумно фыркал, плеская себе в лицо пригоршни воды, желая только одного – поскорее смыть с себя гадкую бурую жижу, которая кое-где уже засохла и коркой пристала к его коже. Потом Стирпайк скинул рубашку и опять наклонился над раковиной. Фуксия с жалостью подметила выступающие лопатки и позвоночник юноши.
Гость постучал кончиком пальца по краю раковины:
– А как насчет мыла? Сударыня, боюсь, что без мыла мне не смыть с себя всю эту гниль!
– Посмотри вон в том ящике, – осторожно отозвалась девочка, глядя на дверь, – но только пошевеливайся! Ополоснешься – и уходи! Не забывай, что ты не у себя дома. Я вообще не люблю, когда кто-нибудь заходит ко мне. Кроме няньки, конечно… Ну давай, давай, чего застыл?