– Скажи уж честно: побоялся засветиться, – замечает он после короткого молчания.
– Побоялся засветиться? Уж чего-чего, а этого я не боюсь, – нелепо протестую я.
Но главное, меня задевает то, что Маурицио даже спасибо не сказал. Не удержавшись, говорю ему: – Я даю тебе пять миллионов лир, а ты даже не скажешь мне спасибо? – Ты всего лишь выполнил свой долг.
– То есть? – С помощью денег, нажитых при капитализме, ты способствуешь краху капитализма.
– Но я же не капиталист. В каком-то смысле я скорее пролетарий. Пролетарий пишущей машинки.
– Однако эти деньги ты заработал на службе у капитализма.
Опять мне не по себе. Ведь все это он говорит на полном серьезе, без малейшего намека на шутку; как никогда прежде, я чувствую себя «снизу». Когда я передавал Маурицио эти миллионы, у меня возникло такое ощущение, будто я совершаю некий подвиг. Теперь, как выясняется, ему наплевать на мой героизм. Но я еще не в силах вырваться из плена собственной наивности и спрашиваю Маурицио: – И что вы собираетесь сделать с моими деньгами? – Пока не знаю. Для начала заплатим за аренду помещения. Потом купим мебель, ну и все такое прочее.
– А где находится это помещение? – На Новой Аппиевой дороге.
– И большое оно? – Да.
– А что это, квартира? – Нет, подвальное помещение. Вроде гаража.
– И вы будете там собираться? – Да, как только оно будет готово.
– Так оно еще не готово? – Не хватает кое-каких деталей.
– Каких же? – Знамен, портретов, фотографий. Кроме того, нужно купить стулья.
– А чьи это будут портреты? – Маркса, Ленина, Сталина, Мао, Хо Ши Мина.
Снова не то. Чем настойчивее я пытаюсь перевести разговор на мои пять миллионов, тем ловчее Маурицио избегает его. В конце концов с неосторожностью, присущей всем «ущемленцам», я заявляю: – Признайся, мои пять миллионов явно пришлись вам ко двору.
– Еще бы. Мы нуждаемся в деньгах, а финансировать нас пока некому.
– А многие ли давали вам такие крупные суммы? Готов поспорить, что никто.
Он молчит, и тут я рявкаю: – Для меня эти пять миллионов – настоящая жертва. Я не богат, сам зарабатываю себе на жизнь, и ты это прекрасно знаешь.
Снова молчание. Я не унимаюсь: – Жертва должна быть прямо пропорциональна средствам. В моем случае она обратно пропорциональна.
На сей раз он отзывается как-то нехотя, с досадой: – Да что ты заладил: жертва, жертва! Какая тут жертва? Ты же прекрасно понимаешь, что, если не заплатишь, мы выведем тебя из сценария.
– Кто это «мы»? – Мы – это группа.
– Ах вот оно как: не будет миллионов, не будет и сценария? – Боюсь, Рико, что так оно и есть.