По крайней мере, здесь я теперь мог быть спокоен. Чего, правда, нельзя было сказать о других обстоятельствах, связанных с данным делом. Обстоятельства эти, надо сказать, не радовали. Лично я полагал, что в результате трагической ночи с третьего на четвертое октября, после жуткой фантасмагории, которая чуть было не захлестнула столицу, после шествия мертвецов и после колокольного звона правительством, и тем более президентом будут в срочном порядке приняты самые чрезвычайные меры. Например, эвакуация из Кремля правительственных учреждений, выселение центра Москвы, блокирование самого Мавзолея, а затем — стремительная войсковая операция по захоронению. Я, конечно, не специалист, но, на мой непрофессиональный взгляд, сделать это было необходимо. Однако никаких решительных мер не последовало. Неделя проходила за неделей, слетали листочки календаря, кончился октябрь, пожелтели и начали опадать в парках деревья, потянулись дожди, превратившие землю в слой липкой грязи, а правительство и президент пребывали в непонятном оцепенении. Разумеется, я понимал, что все не так просто. Приближались выборы, значительная часть россиян тосковала по прошлому, резкие движения, такие, например, как захоронение тела, могли вызвать шум и отпугнуть избирателей. Торопиться с этим, вероятно, не следовало. Тем более что вряд ли можно было ожидать в ближайшее время каких-либо серьезных эксцессов. Мумия мумией, но, видимо, не так просто поднять мертвых вторично. Для этого нужен длительный период ремиссии. Мы, по-видимому, получили некоторую передышку. И потом, определенные меры предосторожности все-таки были приняты. Например, я узнал, что многие члены правительства носят теперь кресты из осины. Гриша Рогожин сказал как-то, иронически улыбаясь, что образовалась даже специальная фирма по их изготовлению. Тут подсуетился один из депутатов патриотической ориентации. Кстати, самыми первыми надели кресты коммунисты, они и тут оказались впереди всех. Толком, разумеется, никто ничего не знал. Пресса о событиях третьего октября писала глухо и противоречиво. Официальное расследование, как обычно, увязло. Ходили сплетни, слухи, анекдотические истории. Например, рассказывали, что в здании бывшего Волгоградского обкома КПСС в эту ночь сами собой заработали электрические пишущие машинки и без всякого участия человека стучали клавишами до утра, отпечатав десятки постановлений якобы проходящего в это время местного партхозактива. Соглашались, что противостояние в обществе достигло критической точки. Вероятно, отсюда — и некоторая шизофрения сознания. Тот же Гриша Рогожин рассказывал, что он якобы добился свидания в тюрьме с Р. Хасбулатовым, и тот в порыве откровенности признался ему, что в течение почти трехнедельной осады «Белого дома» (где без света и телефонов заседал в те дни распущенный Указом Президента Верховный Совет РФ), в самом деле вспыхивали некие приступы помрачения: невозможно было припомнить, кто что делал и говорил в истекшие два-три часа. Точно странная гипнотическая всевластная сила внедрялась в мозг и командовала людьми, не давая ни о чем задумываться. Генерал Макашов, например, это точно, был без сознания. У Руцкого время от времени случались просто катастрофические провалы. А ему самому, Хасбулатову, показывали потом некий приказ, где размашисто, черным по белому стояла его подпись. Причем он-то прекрасно помнит, что ничего такого никогда не подписывал.