Мы идем за Лазарем следом осторожно обходя муравейники. Я говорю: "Ирвин, разве Лаз не слышал что мы говорили о муравьях — битый час?"
"О ага," живо так, "но теперь он думает о чем-то другом."
"Но он идет прямо по ним, прямо по их деревням и головам — "
"А-а ну да — "
"Своими большими громадными башмаками!"
"Ага, но он о чем-то там думает."
"О чем?"
"Не знаю — если б у него был велосипед было б хуже."
Мы наблюдали как Лаз топал прямиком по Лунному Полю к своей цели, которая была камнем чтобы сесть.
"Он чудовище!" вскричал я.
"Что ж ты сам чудовище когда ешъ мясо — подумай обо всех этих маленьких счастливых бактериях которые должны совершить отвратительное путешествие сквозь пещеру твоих кислотных кишок."
"И все они превращаются в волосатые узелки!" добавляет Саймон.
15
Итак, как Лазарь шагает по деревням, так Господь шагает по нашим жизням, и словно рабочие или солдаты мы вечно беспокоимся как суетуны чтобы как можно скорее исправить урон, хоть всё это в конце и безнадега. Ибо у Господа ступня больше чем у Лазаря и всех Тексоков Тексаков и Маньяк завтрашнего дня. Мы заканчиваем тем что следим за сумеречным баскетбольным матчем между индейскими мальчишками возле автобусной остановки. Мы стоим под старым деревом на перекрестке немощеных дорог, принимая пыль когда ее приносит ветром с равнин Высокогорья Мехико унылых как нигде больше может только в Вайоминге в октябре, в самом конце октября…
P.S. Последний раз когда я был в Теотихуакане, Хаббард сказал мне "Хочешь поглядеть на скорпиона, мальчик?" и приподнял камень — Там сидела самка скорпиона рядом со скелетом своего супруга, которого съела — С воплем "Йяааа!" Хаббард поднял огромный камень и обрушил его на всю эту сцену (и хоть я и не Хаббард, но в тот раз вынужден был с ним согласиться).
16
Как невероятно тускл в самом деле настоящий мир после того как помечтаешь о веселых блядских улицах и о веселых танцевальных ночных клубах но заканчиваешь как Ирвин и Саймон и я, однажды ночью мы вышли одни, недвижно вглядываясь в холодные и костлявые булыжники ночи — Хоть в конце переулка и может быть неоновая вывеска переулок невероятно печален, фактически невозможен — Мы вышли в более-менее спортивном облачении, с Рафаэлем на буксире, пойти потанцевать в Клубе Бомбей но в тот миг когда задумчивый Рафаэль учуял эти улицы дохлых собак и увидел занюханные униформы битовых певцов mariachi,[15] услыхал скулеж хаоса безумного кошмара который суть ночь на улице вашего современного города то поехал домой на такси один, говоря "Насрать на все, я хочу рог Эвиридики и Персефоны — Я не хочу топтать грязь сквозь всю эту хворь — "