Почему-то сразу всплыли перед глазами плакаты советских времен: «На свободу с чистой совестью». Впрочем, привередничать не приходилось – пока я полностью во власти этих людей и надо радоваться тому, что есть.
– Я с вами прощаюсь, – сказал Лаевский, – но ненадолго. Надеюсь, вы все хорошенько обдумаете и примете единственно правильное решение…
– У меня только один вопрос! – сказала я, прежде чем дверь закрылась.
– Да?!
– Почему вы не убрали Стилета – если он так вредит интересам России?
– Всему свое время! – пообещал Лаевский. – Не всегда вопросы решаются с помощью оружия, и вы, уверен, это понимаете! Мы пользуемся не только силовыми методами, а люди вроде Стилета могут оказаться полезными, если иметь возможность ими управлять.
– А у вас есть такая возможность?!
– Ну вы же у нас! – он улыбнулся.
Я промолчала в ответ. Валентин Федорович коротко кивнул и закрыл дверь, оставив меня наедине с моими мыслями.
За окном прошумела машина – кто-то приехал. Контора жила своей жизнью, в которую Анжелике Королевой, похоже, в самом деле предстояло скоро «органично влиться». Лаевский, безусловно, знал, о чем говорил, – никто мне не поможет, на Стилета и Галину рассчитывать нечего, а больше у меня не было влиятельных друзей. Значит, придется выкручиваться самой.
Я измерила шагами свою новую камеру – двадцать в ширину, и тридцать в длину. Мебель привинчена к полу – перестановочку по своему вкусу сделать не удастся! Посмотрела, что за книги мне предлагаются. Курс молодого киллера, Уголовный кодекс РФ?! Нет, на полках стояли авантюрные романы Иоанны Хмелевской… Надо же, эти ребята даже знают, что я читаю! Впрочем, ничего удивительного. Менты обыскивали мою квартиру сразу после убийства полковника Лагутина, и результаты этого обыска вполне могли быть известны Лаевскому. После этого я уже не удивилась, обнаружив в ванной комнате набор любимой косметики. Здесь также были прокладки – они все предусмотрели. Мне пришло в голову, что я, возможно, далеко не первый человек, побывавший в этих застенках. Не похоже, что это помещение спешно оборудовали к моему приезду. Я даже осмотрела стены в тщетной надежде найти какую-нибудь пометку или запись вроде тех, что оставляют на стенах в тюрьме. Перед смертной казнью.
Впрочем, почему перед казнью?! Вполне вероятно, что мои предшественники оказались не столь строптивы и на самом деле вступили в команду Лаевского. Это и объясняет его оптимизм по поводу Анжелики Королевой. Только плохо он ее знает. Однако оснований хорохориться пока не было. Как ни крути, самая комфортная камера на свете все равно остается камерой. И я снова в заключении. На этот раз в одиночном. Пришла к тому, с чего начинала. Кажется, жизнь моя идет по кругу, а это тревожный признак. Значит, что-то не так. С другой стороны, чего ты ждала, обратилась я к самой себе. За все нужно платить; думала, что за Стилетом и его сестрицей как за каменной стеной, а стена-то оказалась бумажной, и стоило расслабиться, как через эту бумажную стену прорвалась чья-то беспощадная рука – прямо как в фильмах ужасов – и схватила беспечную Анжелику за горло.