— Чего ты еще пожелаешь, Аза?
— Чтобы ты все-таки стал конокрадом.
— Я украду лучший табун, что есть в этих местах, и приведу его тебе.
Приведу, чего бы это ни стоило.
— Даже руки?
— Чуть не забыл. Мать велела тебе передать…
— Знаю, знаю. Хорошо, что ты вспомнил. Не так страшно потерять руку, как веру.
— Не говори со мной загадками. При чем здесь вера?
— Я отвечу, но сначала ответь ты: зачем приходишь в наш мир?
— Я устал жить в своем. Я хочу мчаться на лошади, я хочу дорог и костров.
— А если лошадь споткнется, дорога пропадет, костер обожжет?
— Пусть лучше так!
— Прошлый раз ты говорил эти же слова, — грустно замечает она. — Но когда пуля должна была обжечь твою щеку…
— Я не помню этого.
— Ты не хочешь этого помнить. Ты видел сегодня твоего двойника, Всадника? Рана досталась ему. Помни: свой долг нельзя оплачивать чужими деньгами. Так велика ли плата — рука за веру?
* * *
Вместе с Всадником ужами скользим по высокой траве. Мое тело никогда еще не было таким сильным, каждая мышца дрожит от возбуждения, кипит застоявшаяся кровь. Я, наверное, рожден для этого мира, рожден конокрадом…
— Держись правее, — шепчет Всадник. — Там лучшие скакуны табуна.
Путы режь так, чтоб не поранить им ноги. Держи кинжал.
Я у копыт рослого белого коня. Он по-звериному скалит зубы, и дрожь охватывает его от копыт до холки. Тихо ты, дуралей, не надо бояться меня, я конокрад, твой друг. Я сниму тебе путы, и ты станешь таким же свободным, как и я. Мы будем с тобой выдумывать тропы, и Аза вплетет в твою гриву траву, которая убережет тебя от беды и пули.
Беги, расчесывай гриву гребенкой сосны…
— Нас заметили, — кричит Всадник, прыгая в седло своего коня Спасайся, иначе… иначе…
Смоль рядом. Через мгновение я уже скачу. Поют вокруг пули. Они не страшны мне. Скоро меня и ветру не догнать!
Но петля обвивается вокруг тела и сбрасывает меня с седла. От падения я совсем не чувствую боли. Но слышу, как вскрикивает Всадник.
* * *
— Кто ты и откуда?
Что им ответить? Все, как было?
Значит, так. Черт меня дернул в слезливый пакостный день поехать в лес, заплутать там в трех соснах и, как я это довольно часто делал в последнее время, начать проклинать судьбу, никчемную и путаную свою жизнь. Жизнь, скупую на события, сонную, тягучую, в которой вчера равно завтра, и нет просвета для взгляда и мысли… Наверное, я все это говорил слишком громко, потому что человек, вдруг возникший в мокром сером тумане впереди, направился прямо ко мне и, остановившись не напротив, а сбоку, — я было хотел повернуться к нему, но он неправдоподобно быстро, как на киноэкране, ускользнул в сторону и опять замер на линии плеч, — сказал: "Если хочешь… Я жду тебя завтра у реки". Так я получил три попытки для того, чтобы изменить жизнь. В первый раз мне не повезло: мы не успели освободить табун, нас заметили. Мы уходили в степь, и рой пуль жужжал за спиной. Тогда у меня уязвимой была лишь щека, и я почувствовал, что пуля обязательно вопьется в нее, и закричал, и… Но теперь я не повторю ошибки, я не боюсь пули.