Когда она проснулась, день уже возвестил о своем приходе голубыми клинками света, висевшими повсюду в клубах дыма. Неподалеку от грубого лаза наружу – чтобы чад выносило на улицу – девочка лет двенадцати-тринадцати готовила пищу, сидя на корточках у огня, разведенного под укрепленной на каких-то подставках круглой крышкой от железной бочки. Изабель распознала аромат кофе и запах ангу – кукурузных лепешек, которые делают почти из одной воды и соли. По хижине слонялись какие-то люди. Она узнала знакомый по пляжу коренастый силуэт Эвклида, когда тот прошел мимо в сером утреннем свете. Он поглядел в сторону Изабель, но сделал вид, что не заметил ее. Тристан показал ей закуток, откуда кал стекал вниз по склону. После тревожной ночи он выглядел осунувшимся и повзрослевшим, походя на кусок копченого мяса; блеск его темной кожи потускнел. Она с болью подумала о том, что, обретя ее, Тристан взвалил на свои плечи тяжелую ношу.
По наивности своей Изабель решила, что если ей удастся заключить союз с его матерью, то это облегчит Тристану его бремя. Урсула все еще лежала в постели, а рядом на широком и грязном соломенном матраце, источающем сладковатую вонь, лежал мужичонка, уткнувшись пиявкой в ее бок. В спутанных черных волосах мужчины виднелась проседь. Лицо его наполовину скрывала огромная коричневая грудь, свисавшая из разорванного платья Урсулы. В этом грязно-коричневом цвете ее кожи не было и следа африканской синевы Тристана. Очевидно, иссиня-черную кожу он унаследовал от отца. Белки глаз Урсулы пожелтели и помутнели от пьянства, во рту не хватало зубов.
– Белая девушка, чего тебе здесь нужно? – спросила она, увидев, что Изабель поднялась на ноги.
– Меня привел Тристан: моя семья хотела разлучить нас.
– Мудрые люди. Вы двое просто свихнулись, – сказала Урсула, не отводя мутных глаз от светловолосой девушки и стараясь определить, какой прок можно извлечь из ее появления.
– Мы любим друг друга, – объявила Изабель. – Мы хотим остаться вместе навек.
Мать Тристана не улыбнулась. От гнева черты ее угрюмого лица обозначились немного резче.
– Хорошо, если любовь ваша продлится хотя бы одну ночь, – заявила она. – Мой паршивец не имеет права любить кого бы то ни было.
– Он красивый, – сказала Изабель женщине о ее собственном сыне. – Я чувствую себя ущербной, когда его нет рядом. Не могу есть, не могу сомкнуть глаз. А прошлой ночью спала, как младенец.
«Не как младенец, – подумала она про себя, – а как зародыш».
– Я люблю вас, Урсула, – осмелилась признаться Изабель, – за то, что вы вырастили такого красивого мальчика... мужчину.