Дорогая мамуля (Робертс) - страница 146

– Я в порядке. Все нормально. Мне просто нужно…

– Присядьте, Ева.

Мира повернулась к автомату, и Ева мученически закатила глаза у нее за спиной, но послушно опустилась в одно из глубоких темно-синих кресел.

– Следствие то и дело заходит в тупик, поэтому я решила пойти в открытую. Я хочу…

– Выпейте сначала чаю.

– Честное слово, я…

– Я знаю, но считайте, что это мой каприз. Сделайте это для меня. Я же вижу, вы плохо спали. Вам снятся кошмары?

– Нет. Не совсем. Я вчера заработалась допоздна. – Ева взяла чашку. А какой у нее был выбор? – Задремала за столом. Просто провалилась на несколько минут. И мне приснился странный сон. Ничего особенного.

– Все равно расскажите.

Черт, она пришла сюда не сны рассказывать! Но Ева знала: спорить с Мирой на ее собственной территории – это все равно, что биться головой об стену.

Она описала сон и пожала плечами.

– В общем-то, это был всего лишь неприятный сон. Я не чувствовала опасности, не теряла контроль.

– Даже когда другие женщины топтали вас ногами?

– Нет, я просто разозлилась.

– За стеклом вы видели себя ребенком?

– Да. Я ела бутерброд. С ветчиной и сыром, насколько мне помнится.

– А потом вы увидели отца.

– Он всегда там. От этого не уйдешь. Слушайте, я все понимаю. С одной стороны он, с другой – она. А в середине я. Тогда и сейчас. Конечно, на меня это давит, но это не проблема. На этот раз, для разнообразия, никто не пытался меня убить.

– Вы действительно ощущали разницу, вернее, дистанцию между собой и другими женщинами?

– Я чувствую себя другой по сравнению с большинством женщин, которых знаю. Сама не понимаю, как мне удается поддерживать с ними дружеские отношения, когда по большей части они мне кажутся существами из другого мира. Нет, я понимаю, откуда, например, взялась Макси. Я знаю, что она чувствовала и почему. Женщина, которая отравляла ей жизнь, мертва. Изначально я это понимаю, хотя сама ее чувств не разделяю. Я бы не стала праздновать и пить шампанское. Если бы я хотела, чтобы все, кто мне не нравится, умерли, город, наверное, превратился бы в город мертвецов. А Макси… Я ее не виню, но и согласиться с ней не могу. Смерть – это не решение проблемы, это конец. А убийство – это преступление. Поэтому Труди, нравилась она мне или нет, стала моей. И тот, кто ее убил, должен за это заплатить.

Ева помедлила, но решила высказать все до конца, в том числе и мысль, только что пришедшую ей в голову.

– Я так хотела высказать ей все, когда поехала в ту гостиницу. Хотела встретиться с ней лицом к лицу. Скажу вам больше, я хотела бы, чтобы она была жива. Я хотела бы засадить ее в тюрьму за то, что она столько лет травила этих женщин, терроризировала их, вымогала у них деньги и лишала душевного покоя.