Шнейдер то и дело выглядывалл в коридор и восхищенно цокал языком.
Я думал, не потечет ли зимой краска с батарей, когда они нагреются.
— А тебе не по фиг? — спросил Шнейдер.
— Знаешь, не по фиг. Мама с папой учили меня все делать на совесть. И даже эти грёбаные Вооруженные Силы не отучили. Хотя я теперь, конечно, раздолбай страшный. Если хочешь приобрести отвращение к труду — послужи в армии.
Шнейдер придирчиво обнюхал батарею и заверил:
— Не потечет. А помнишь Витину краску? То-то было весело…
Да, Витину краску я помнил. Здесь, в штабе, была когда-то своя комната у нашего Витальки Михайлова, художника, которого все звали "Витя". Витя тут рисовал наглядную агитацию и штамповал по трафарету дембельские альбомы. Однажды он позаимствовал где-то в парке баночку очень симпатичной краски — и забацал себе стол под карельскую березу. Позвал нас полюбоваться. Предупредил, чтобы не трогали, не высохло еще.
Стол не высох ни завтра, ни послезавтра. Через неделю Витя ходил сам весь под карельскую березу и страшно ругался. Наконец терпение его лопнуло, и он отчистил стол, вернув ему первоначальный унылый цвет.
Потом выяснилось, что Витя свистнул какую-то особенную краску, засыхающую только при температуре в полторы сотни градусов…
Тут меня позвали. Напрочь убитым голосом, от которого мне чуть не стало дурно.
Мои Олеги глядели на потолок. Лица у них были мертвые.
Потолок трескался.
Под свежей побелкой отставал кусок старой — я же говорил, обтесывать ее надо было, а мы такой роскоши позволить себе не могли. И вот, поплатились за чужие ошибки и свою надежду на авось. Ошибки, знаете ли, имеют свойство накапливаться, а потом — бабах! Как Чернобыль.
Олеги выглядели худо. Работа выжала парней досуха, этим утром они наконец-то расслабились, и тут — такой подарочек. Трещина, как назло, была над дверью в кабинет Сиротина. Удар под дых. Он мог бы деморализовать и ребят покрепче, чем загнанные сержанты-черпаки.
Я не почувствовал вообще ничего. В отличие от Большого с Маленьким, Олег Старший не имел права расслабляться — ему предстояло запудрить мозги приемщику. Олег Старший все еще пребывал в боевом настрое.
— Спокойно, ребята, — сказал я. — Гена! Где Сиротин?
— Идет через парк.
— Пятнадцать минут. В самый раз. Большой! Посмотри в тазике, у нас вроде бы осталось еще на донышке краски с известью. Малой! Выбери перчатку почище. Лучше правую. Работаем, товарищи сержанты. Все будет зашибись.
Я говорил это на ходу — шел к кабинету замполита. Привычным движением распечатал дверь, вскрыл замок, нырнул в книжный шкаф, нашарил в глубине величайшую штабную ценность — нетронутый баллон с клеем ПВА. Достал из кармана нож, срезал носик баллона, побежал назад к трещине. Меня уже ждали Большой с тазиком и Маленький с перчаткой.