– Это уже след. Может быть, надо разработать его детальнее? – Бежан посмотрел на следователя. – А вообще-то у вас много еще пробелов в изучении того дня…
Следователь согласно кивнул головой.
– Да, мы не знаем пока, что делал Зелинский от двух до шести. Между шестью и семью он находился в ресторане с официанткой, а потом опять пробел. До одиннадцати. Но перед одиннадцатью он снова был в ресторане, поскольку его оттуда выводили. В пять утра его обнаружили в котельной уже избитым. Следовательно, покушение на убийство совершено между одиннадцатью и пятью. В котельную его затащили силой. Преступников было не меньше двух. Чтобы втиснуть Зелинского между котлами, нужна была сила. Один, даже сильный, человек с этим бы не справился.
– Итак, по вашему мнению, это покушение на убийство?
– Безусловно, – подтвердил свою точку зрения следователь. – Преступники, втаскивая Зелинского в котельную, вероятно, считали, что он уже мертв.
Бежан был согласен с этим выводом.
Поезд резко затормозил. Бежан очнулся от полудремы. Выглянул в окно: Тшев. Через полчаса Гданьск, где его ждет куча новой работы. Собираясь в командировку, Бежан рассчитывал еще раз продумать все гипотезы, связанные с «Анной Кок», в дороге. Но переоценил свои возможности. Усталость оказалась сильнее. В последние дни он спал от силы два-три часа в сутки: приводил в порядок записи, разрабатывал планы действий, инструктировал людей. На остальное не хватило времени, хотя это остальное, по его мнению, являлось ключом к раскрытию всего дела.
«Но где же все-таки этот ключ?» История представлялась темной и запутанной. «С одной стороны, материалы следствия, правда, следствия поверхностного и явно неудовлетворительного, но все же… С другой – утверждение Янки, что дядя жаловался на печень и никогда не пил спиртного. Утверждение, кстати сказать, подтвержденное светилами из Медицинской академии, лечившими Ковальчика. А наряду с этим все-таки свидетельство о смерти от сердечной недостаточности, виски, найденное в каюте кока…
Правда, все эти противоречия на поверку могли оказаться мнимыми. Повар, к примеру, вполне мог страдать и сердечным заболеванием, сам того не подозревая. Мог он, несмотря на больную печень, и позволять себе пропустить с приятелями стаканчик-другой. Известно, моряки в этом смысле народ не промах. Возможен и другой вариант: судовой врач мог поставить диагноз без достаточно тщательного обследования умершего, полагая это не нужным ни для покойного, ни для его родственников, оставшихся на берегу. Все это так. Но если принять за чистую монету заключение о кончине кока естественной смертью, то почему исчез его труп? Суеверия моряков? Моряки суеверны, это правда. Однако стали бы они в этом случае действовать так осторожно, чтобы не оставить ни одного следа, так профессионально, чтобы не повредить печати, не оставить на дверях ни одного отпечатка пальцев? Милицейский эксперт по дактилоскопии установил, что на дверной ручке холодильной камеры имелись только отпечатки пальцев капитана. Капитана, который лично эту дверь запирал и опечатывал. А нет ли доступа в камеру с другой стороны?» Об этом в документах следственного дела не было ни слова.