Моя Теодосия (Сетон) - страница 25

– За здоровье нашего следующего президента, великого и прославленного… – Он сделал паузу, и вспышка злонамеренного веселья пробежала по его лицу. Мужчины удивленно смотрели. Принимая во внимание партийную принадлежность Бэрра, имя Джефферсона было единственным, которое могло последовать.

Аарон начал снова с неторопливым удовольствием:

– За нашего следующего президента, великого и прославленного неизвестного. – Он открыто посмотрел на Гамильтона, который задыхался от гнева, думая, что Бэрр проделывает все это с обычным своим лицемерием.

Замена на «неизвестного» была принята остальными гостями как деликатный комплимент по отношению к единственному кандидату федералистов, но Гамильтон очень, хорошо понимал, что подразумевал хозяин, «великий и прославленный Аарон Бэрр». Это был вызов, конечно, утонченный, как любое из действий этого интригана, но все-таки вызов.

Аарона забавляло раздражение его оппонента. Он любил состязаться в остроумии так же сильно, как ненавидел это Гамильтон, и не осознавал его глубокой враждебности. Сам Гамильтон не мог бы объяснить той постоянной неприязни, которую он испытывал по отношению к Бэрру со времени их первого сближения, когда они были молодыми офицерами военного содружества генерала Вашингтона. Хотя его возмущало сходство их характеров и амбиций, а также контраст между его тусклым отрочеством в Западной Индиане и аристократическим происхождением Бэрра с его богатством, образованием и респектабельностью, эта нелюбовь была глубже.

Аарон, стоя, предложил еще один тост.

– А сейчас, джентльмены, я представляю вам одного из нашей компании… молодого человека с большим положением и древней родословной, образованного и знающего джентльмена, который, определенно, назначен самой судьбой для того, чтобы его имя было выгравировано на скрижалях истории нашей страны. Я представляю вам мистера Джозефа Элстона.

Так, думал Гамильтон, вставая вместе со всеми, вот куда прыгнул этот кот. И для чего Бэрр льстит этому неотесанному плантатору, который, очевидно, достоин того, чтобы его имя было выгравировано на чем-то столь же долговечном, как его рисовые поля? Его размышления на этот счет остались безрезультатными.

В промежутках между следующими тостами Аарону удалось разговорить Джозефа Элстона и очень простым способом: начав беседу о нем самом.

Молодой плантатор расслабился, попыхивая сигарой. Полковник Бэрр считал его удивительным патриотом и, кажется, обнаружил в нем глубокое понимание нужд страны. Джозеф осмелился сделать несколько замечаний и посчитал, что он проявил редкую политическую проницательность. Пораженный этим новым открытием своих способностей, он внезапно осознал, что никто иной, а именно полковник Бэрр впервые оценил в нем его истинные достоинства. Неясный свет доброжелательности поборол его привычную агрессивность. Он выпил несколько рюмок мадеры, прежде чем Аарон, который сделал лишь несколько глотков из своей рюмки, отодвинул свое кресло.