– На память не жалуетесь? 
– Да какая память, милок? Ни капельки не осталось. 
– Скажите, Евдокия Николавна, в тот день, во вторник, Павел Никодимыч из дома уходил? 
– И тот все про вторник спрашивал... Не знаю, милок, не помню. У нас заведено - дачники после выходных съедут, он утречком в лес ходит. 
– Зачем? 
– Своя у него надобность. Любит. Вот и ходит. 
Грибков наберет, ягод.. Глядишь, какую осинку припрет. 
Сам еле живой, а прет.. 
– Таким образом и отстроился? 
– Ах, нехорошо думаешь, - осуждающе покачала головой Тужилина. - Тот, что до тебя приходил, аккуратнее спрашивал... Ветеран он у нас. Человек заслуженный, ему и выписывают. И трактор дадут... Он по любви строит. 
– В лес ходит - с топором? 
– А? 
– С топором, спрашиваю? 
– Как же без топора, ежели надумал срубить? С ним. 
– А сейчас он где? 
– Кто? 
– Топор. 
– Аа... Топор-то... Здесь, где ж ему быть. У сарая на чурбачке. Я завчорась курицу им зарубила. 
– У вас и куры есть? 
– Держим... Бульончик сварила. И второе Пашеньке... Да он, видишь, не ест ничего. Измучилась. 
– Мы посмотрим на топор, вы разрешите? 
– Валяй гляди, коли делать нечего... Там заодно полешко мне разруби, а то не совладаю никак. Сучковатое попалось. 
– Полешко? 
– Я говорю, может, подтопить придется. Вон у тебя помощники какие бравые - расколют? 
– Хорошо. Чуть позже. А пока вот что скажите мне, Евдокия Николавна. В тот день, когда слег, Павел Никодимыч принес что-нибудь в дом? 
– Не донес. По дороге бросил. Бегала - подобрала. Березка молоденькая. 
– Тоже у сарая лежит? 
– Не, милок. Распилила да сожгла. Ему она ни к чему, а мне мешалась. Сухонькая. Я ее мигом, - Тужилина вдруг осеклась и встала руки в боки. - А чтоито ты мне все мелкие вопросы задаешь? Ишь, какой дотошный. Про березку, про топор. Зачем тебе? 
– Хорошо. Будут вам вопросы и покрупнее, - Изместьев пересел поближе к свету, к лампе.. - Вы сказали, Павел Никодимыч воевал? 
– У, орденов - на подушке не помещаются. 
– И характер - боевой, соответствующий? 
– Может, и был когда. А теперь... на печи воюет. С тараканами. 
– Какой он? В двух словах. Злой? Добрый? Жадный? 
– Что ты. Окстись - какой злой. Не-е-ет. Он жалостливый... Может, и вспыхнет иной раз... Сердится, когда обижают. 
– Вас? 
– Зачем меня? Я сама кому хошь... так махану, что не обрадуется. 
– Стало быть, сердится? Не может видеть, когда с кем-нибудь поступают несправедливо? 
– Вроде так. Верно. 
– И как в таких случаях поступает? 
– Кипит... Ой, да куда ему. Думает, воевало не растерял. Пошумит, да и за бок схватится. 
Изместьев приподнялся.