«Да что такое для меня человечество? Эфемерная толпа, являющаяся из неизвестной колыбели, вихрем проносящаяся мимо и погружающаяся затем в таинственное небытие, где никогда недостатка в месте не бывает».
«И вечно одна и та же картина! Миллионы людей родятся, борются, страдают, после этой краткой и жалкой жизни исчезают, ничего не сделав. Если усилия миллионов людей не дают ничего, то что может сделать один несчастный, который не двигается вперед, а стоит на одном месте в этой гостинице, которую другие быстро проходят, стараясь вырвать у преследуемого ими призрака «счастья» какой-нибудь клок наслаждения».
«Картина отвратительная, особенно для того, кто, оторванный от обычных законов, с птичьего полета наблюдает кишащий у его ног хаос несправедливости и беспорядка, не будучи в состоянии уловить исконный смысл глумливо лукавого «случая», осуждающего гения и талант на прозябание в неизвестности и смерть с голоду в трущобе, тогда как бездарность и невежество, надутые гордостью и тщеславием, взбираются на триумфальную колесницу, управляют умами народов, увеличивают беспорядок и создают кровавые сатурналии, где глохнут и гибнут невинные и полезные существа, которых справедливость, если бы она существовала, должна была бы выдвинуть вперед, чтобы они несли в мир свет, тепло и мудрость. И ни одна из жертв не стряхнет с себя могильный прах, чтобы крикнуть управляющему миром адскому ареопагу: «Мщение!» И действительно, великое счастье, что люди, терзаемые голодным желудком и гонимые вперед бичом нужды, не имеют времени задуматься над смыслом вещей и над таинственными причинами их бедствий».
«Измученное, задыхающееся и обезумевшее от борьбы человечество не имеет времени рассуждать и возмущаться. Оно стремится к могиле, породив новое поколение, такое же несчастное и угнетенное, как их отцы и деды»
«О! Как все это мне опротивело и как я устал; как я желал бы избавиться от цепей, приковывающих меня к телу. Смерть-освободительница, непонятный друг! Я жажду отдохнуть в твоих объятиях, я хочу быть свободным!…»
Бледный, с влажным лбом, читал Морган эти строки, очевидно, написанные в разное время, под впечатлением минуты, и строки эти ясно обрисовывали состояние души этого человека, все видевшего, все испробовавшего и все испытавшего. Необыкновенный случай, казалось, гарантировал его от всех человеческих бедствий, а он, подавленный пресыщением, жаждал одного только разрушения…
– Неужели и для меня настанет когда-нибудь такой же час?
– с тоской спросил себя доктор. – Нет! Это невозможно. Жизнь