Вера слушала, опустив глаза… Зазвонил мобильник, она выхватила его из кармана и взглянула на экран: Лёня!.. Проговорила отрывисто: — Позже позвоню! — и отключила телефон. Достала сигарету из пачки, судорожно закурила.
— Вы не против, Лидия Вениаминовна, я закажу себе что-нибудь выпить?
— Пожалуйста, пожалуйста!
Вера подозвала официантку, сделала заказ…
— Какая чудесная была семья! — качала головой старуха. — Дружная такая, знаете… добропорядочная, с традициями… Наташа была удивительная рукодельница, от бога… А Семен Михайлович, тот вообще, — и языки знал, и пейзажи такие писал, что одно удовольствие на стену повесить… Всю жизнь на заводе проработал, — эх, Вера! — не свою он прожил жизнь… А скажите… Катя… она жива сейчас?
Официантка принесла рюмку коньяку, Вера отпила глоток… Мучительная пауза все длилась…
— Нет… — наконец сказала она… — Мама… умерла…
— О господи, какая жалость, как настигает блокада!.. А ведь Катя была лет на десять моложе меня, — такая светлая чудесная девочка! Ручки у нее были просто золотые! И Наташа, тетка, многому успела ее научить — понимаете, Катя была единственная девочка в семье. И страшно талантливая к искусствам! Я до сих пор помню, какие наряды она шила куклам, какие одеяльца, покрывала, какие вязала салфеточки! Все… кукольное, но как настоящее! И неизменно — милая улыбка навстречу: «Лидуся, тебе помочь?»
Вот она у меня прямо перед глазами! Помню, перед войной, на Первое мая — это Катин день рождения, вы же знаете, — подумайте, и ведь я помню! — они всей семьей поехали на лодках кататься, на острова… Она выбежала на кухню — похвастаться: какой бантик, какая юбочка, а носочки! Всё новенькое, всё — подарки! «Лидуся, я — самая красивая!»… Глазки ясные, лукавые такие, чуть раскосые, мило кошачьи… — «Да-да, Катюша, ты — самая красивая!»… Боже мой, все помню, как будто не прошло и трех дней!.. А скажите… какую жизнь она прожила?
— Мама… — Вера помедлила, подняла на старуху глаза… тряхнула головой, как просыпаясь. — Мама… хорошую жизнь прожила! Хорошую честную жизнь…
— Чем она занималась?
— Она… понимаете… — Вера сцепила на столе руки, разняла их, стала разглаживать скатерть простертыми ладонями… — Она работала в театре!.. Да, она была… завцехом там, у нас, в театре Горького…
Лидия Вениаминовна внимательно слушала, не отрывая глаз от Вериного лица. И та не отвела взгляда, улыбнулась, вздохнула освобожденно. Дело было не в матери, бог с ней совсем, дело было в этой вот чудесной старушке, которая берегла лица, даты, приметы своей молодости, не растрясла их по эвакуациям-городам, а скопила и пронесла. И только поэтому Вера чувствовала в ней родню, настоящую родню! Как могла она лишить ее хотя бы одного, милого ей, призрака?