Наверное, даже Рип понял, что делаю я нечто очень и очень важное, потому что быстро успокоился и сел, мрачно наблюдая, как я выуживаю второй микрофон, заранее спрятанный в ошейнике.
Я же приободрился. Честно говоря, на лице у меня сияла такая широкая улыбка, что её вполне можно было обернуть пару раз вокруг головы.
— Молодец, — сказал я Рипу. — Хороший мальчик.
Я пошел в дом проверить, записалось ли все на магнитофон, которым снабдил меня Один Человек. Все отлично записалось. Потрясающее достижение современной техники, правда?
На Верджила, надо сказать, мой трюк произвел сильное впечатление. Еще более сильное впечатление произвел на него мой рассказ. Первым делом он поехал и заточил старину Рэнди за решетку.
Я же первым делом позвонил Имоджин. Разговор я начал с непреложной истины.
— Имоджин, — сказал я. — Я — дурак.
Но Имоджин, наверное, как раз питала к дуракам слабость. Потому что очень быстро приняла мое приглашение поужинать.
На следующий вечер мы встретились в Гриль-баре Фрэнка. Пиджин-Форк к тому времени, надо думать, уже гудел во всю, обсуждая Рэнди Харнеда и его идеальное преступление. Я как только увидел лицо Имоджин, так понял, что она уже все знает.
Но сначала она ничего не сказала. И только когда подали заказ жареного цыпленка по-домашнему — она перегнулась ко мне через стол.
— Знаешь, Хаскелл, а мне ведь Рэнди ничуть не нравился.
Я думал, ей больше нечего сказать, но она поспешила добавить:
— Честно говоря, надоел он мне до чертиков. Представь, куда не кину взгляд — всюду на него натыкаюсь. — Она нагнулась ко мне ещё ближе, я заметил легкий стыдливый румянец на её щеках. — Знаешь, однажды он меня обнял. Прямо перед аптекой твоего брата.
— Серьезно? — сказал я.
— Серьезно, — смущенно улыбнулась Имоджин. — Мне всегда казалось, что он… волокита.
Тут я тоже не удержался и улыбнулся.
Имоджин, должно быть, последняя женщина во всей Америке, которая ещё использует этот термин. В её устах он звучит очень мило.
— И я ничуть не удивилась, узнав, что он из тех, кто бегает за каждой юбкой.
Я слушал и кивал. Нет, не стану раскрывать ей истинные мотивы внезапной страсти Рэнди.
— Наверное, он ухлестывал за всеми, на кого взгляд падал.
— Думаю, он предпочитал самых красивых, — сказал я. И был вознагражден улыбкой Имоджин.
Мы ели в дружественном молчании, потом Имоджин опять наклонилась через стол и шепнула:
— По правде говоря, единственное, что мне нравилось в ухаживаниях Рэнди — это смотреть, как ты ревнуешь.
Я собрался было возразить, что ничего подобного, я не ревновал ни секунды, но вовремя передумал.