Крупнейший немецкий антрополог Феликс фон Лушан (1854–1924), с именем которого связаны методики расовых измерений цветов кожи, на основе обширного материала, накопленного им в экспедициях, значительно обогатил историческую картину распространения биологических типов, чем существенно скорректировал многие положения классической этнографии. В своей известной монографии «Народы, расы и языки» (Ленинград, 1925) он указывал: «На западе Северной Африки самое меньшее 10 %, а то и гораздо больше белокурых людей, установлено твердо. То, что народность фульбе, по большей части, совершенно закрывает свое лицо, вследствие чего они называются своими арабскими соседями «le mulathemin» (закрытые), подтверждает их появление с далекого севера. Также из северной Аравии я знаю много блондинов со светлой кожей, волнистыми или слегка вьющимися волосами, небольшого роста, с узкими головами и маленькими носами, то есть представляющих собой людей, которые совершенно напоминают хороший тип средиземноморской расы где-нибудь на Корсике или Сардинии».
Выделив в социальной иерархии государств Севера Африки и Аравийского полуострова европеоидный культуросозидающий расовый субстрат, Ф. фон Лушан и на территории Малой Азии обнаружил ту же закономерность. «Первоначально курды были все блондины, голубоглазые и длинноголовые, и только под влиянием новых географических условий и, смешиваясь с турками, армянами и персами, мало-помалу все больше и больше становились брюнетами и короткоголовыми. Итак, курды — это потомки переселенцев из Северной Европы, и они в течение 3300 лет сохранили в чистоте свой язык и в некоторой части области своего распространения — также свои самотические особенности. Где же находится действительная родина белокурых, голубоглазых и длинноголовых курдов? Ясно, только там, где вообще только и есть на всем земном шаре родина белокурых, голубоглазых и длинноголовых людей, то есть в Северной Европе. Несомненно, что здесь вовсе не входит в мою задачу разбирать арийскую проблему, и я чувствую себя совершенно свободным от тевтонских или пангерманских стремлений какого-нибудь Гобино или Чемберлена; но я все-таки считаю бесспорным самостоятельное существование определенного длинноголового, голубоглазого и белокурого типа людей и не думаю, чтобы эти особенности могли бы где-нибудь случайно найтись в другом месте, без отношения к североевропейскому типу».
Подчеркнув свою идеологическую беспристрастность, немецкий расолог, тем не менее, самым недвусмысленным образом вновь подтвердил все базовые постулаты классической расовой теории относительно прародины европеоидной расы, а также о ее приоритетном влиянии на культуру организованных обществ. Даже в таком пестром и расовонеоднородном регионе, как Кавказ, он ясно разглядел следы все той же расовой динамики. «Из всех народностей Кавказа больше всего чуждых элементов среди осетин, между которыми встречается много длинноголовых и приблизительно около 20 % блондинов. Поэтому трудно сомневаться в сильной североевропейской примеси».