Витя несколько секунд покрутил фотографии и швырнул их на стол.
— У нас учится. На третьем курсе. Училась, то есть. Товарищ капитан, да знаю я все. Весь технарь гудит. Я ее не знал, и с ней ни разу даже не разговаривал.
— Очень хорошо, Витя. Но ты, конечно, понимаешь, почему, когда я пришел сюда, чтобы попытаться нащупать ниточку, вызвали на ковер именно тебя. И понимаешь, какие я тебе сейчас буду задавать вопросы.
— Понятно. Потому что я — русский, потому что я этим горжусь, потому что я ненавижу тех, кто пытается унизить мой народ.
— А девочка унизила русский народ? Ей надо было отрезать голову? Тем более она же — не иммигрант. Она же в Питере родилась и выросла. И отец ее — россиянин, алтаец. Он не за длинным рублем сюда приехал, а армии отслужил здесь тридцать лет. Надо было?
Парень задумался, а потом выпалил:
— Не надо! Я не согласен с теми, кто это сделал.
— А мне кажется, что у тебя другие мысли на этот счет. Ты на похороны ходил?
— Ходил. Весь технарь наш ходил, кого собрали. Нет, мне, правда, жалко ее. И родителей жалко.
— А парни твои что по этому поводу сказали? — вопрос был коварный, но задумавшийся Виктор это не понял, и ответил:
— Да тоже не одобрили.
— Ты, Витя, скажи мне, где ты был тринадцатого мая.
Парень глянул на настенный календарь.
— У меня экзамен был. Я до пяти вечера здесь сидел. Это вся группа подтвердит.
— Хорошо. И вот еще что, Витя. Надо мне будет с парнями из твоей фирмы (группировка футбольных хулиганов) потолковать.
— Я сдавать никого не буду.
— А не надо никого сдавать. Я только по поводу этого убийства поговорю. Даю слово офицера. Ты должен мне помочь. Не забывай, что русские с детьми и женщинами не должны воевать.
Допрос всех друзей Виктора Ежова результатов не дал. Начали поступать протоколы допросов молодых скинхедов из других школ, техникумов и вузов города. Внимательно изучив их, Владимир откладывал в сторону. Никаких зацепок пока не было.
— Видимо, одним городом мы не ограничимся, — подумал оперативник. — Придется допрашивать область.
Где-то полтора года назад, как раз когда отец ушел из органов и начал пить, Влада стала выходить в свет. Одноклассники водили ее на дискотеки, вечеринки и тусовки, и она вроде бы была «как все», то есть «нормальная», только чего-то ей не хватало. Словно дышала сквозь пыльную подушку. Как у всех, был у нее и парень, Егор Мякитин, из соседней школы.
Тусовалась вся «нормальная» молодежь в скверике Пушкина или у кинотеатра «Москва», ну и уж очень редко, на площади Ленина.
Здесь собирались все подряд: и панки, и металлисты, и гранжеры, иногда рэперы, и так, не пойми не разбери, кто. Все уживались мирно, ссоры возникали только на бытовой, а не на идеологической почве. Времяпровождение было обычное для молодежи: каждый кичился своим отличием от окружающих. Металлисты, рэпперы и прочие, кто отличался от прочих слушаемой музыкой, рассуждали о творчестве любимых групп: какая команда распалась, кто какой выпустил новый альбом, какой концерт у кого техничнее, где более качественно вызвучены гитары, и у кого интереснее виниловые скрэтчи. Почти каждодневно, когда состав присутствующих определялся, имеющие деньги и желание сбрасывались на какое-нибудь зелье. Пили пиво, аптечный спирт из фанфуриков, дешевое вино-бормоту, десятирублевый самогон. Иногда брали план, марихуану или гашиш. Отдельные спецы нюхали трихлор или «Момент».