И откуда только у человека берется способность к обману?
На лице Френсиса отразилось изумление. Почему? Что я такого сказала?
– Элайза? – Он что-то прикидывал в уме. – Очень уж резко ты с ней говорила. Ей, должно быть, почти девяносто.
Я мотнула головой в сторону экрана.
– Не хочу пропустить сцену пожара, – и, еще произнося эти слова, поняла, что неприлично уходить от разговора об одной старушке, наблюдая, как другая, вымышленная, горит синим пламенем.
– Почти девяносто, – повторил он, глядя на горящую мисс Хавишэм.
– Кому?
– Лайзе.
– Вроде того.
По всему выходило, что у меня открылся новый дар: оживлять мертвых.
– Когда мы поженились ей было под шестьдесят.
– Пожалуй… нет, все-таки меньше. Ей сейчас около восьмидесяти пяти. Может, даже восемьдесят три.
– Понятно.
– Я подумала, а почему бы не пообщаться с ней.
– Вроде бы ты не смогла ее найти, когда умерла твоя мать? Или не захотела, уже не помню.
Чувство вины – это что-то ужасное. Френсис задавал мне логичные вопросы ровным, спокойным голосом. Но я эти самые логичные вопросы, заданные ровным, спокойным голосом, восприняла как допрос в гестапо или штази.
– В чем дело? – вскинулась я. – Это допрос с пристрастием? – Попыталась рассмеяться. Но смех буквально застрял в горле.
– Ну… я это одобряю, ничего больше. Родственников у тебя осталось не так чтобы много.
– Она не совсем родственница. Тетей стала, выйдя замуж за моего дядю.
– Все равно. Из родных у тебя осталась только Кора, и с ней мы видимся крайне редко. Наверное, пора съездить к ней…
К семье Френсис относился трепетно. Ставил родственников выше друзей и знакомых.
– Гм-м, – ответила я.
Какое-то время мы смотрели фильм, потом он задал очередной вопрос:
– Куда вы пойдете?
У меня остановилось сердце. Про тетушку я напрочь забыла.
– Когда?
– Завтра.
Я тупо пялилась на него.
– В половине седьмого? С Элайзой?
С плеч свалилась гора.
Да только куда я могла пойти в половине седьмого, в среду, в марте, с женщиной, возраст которой приближался к девяноста годам?
– О, на коктейль. У нее день рождения. Она любит… ну, ты знаешь… этот самый, с «Куантро»,[22] лимонным соком и…
– «Белая леди»?
– Да. Обожает эти коктейли. Пьет как лимонад. Пригласить девяностолетнюю тетушку на коктейль?
Но он, похоже, поверил.
– Куда?
– О… есть одно местечко, неподалеку от ее дома.
– И где она теперь живет?
Я не имела ни малейшего понятия. Френсис сказал чистую правду: я не смогла найти ее, чтобы сообщить о похоронах матери, а с тех пор, учитывая, что половина моих родственников не разговаривает с другой половиной, тем более не узнала ничего нового. Я посылала рождественские открытки двум-трем двоюродным братьям и сестрам, изредка навещала тетю Кору, которая жила в Норфолке. Остальные дяди и тети по материнской линии уже умерли. Элайза вышла замуж за дядю Артура, младшего из братьев, но после его смерти выпала из моего поля зрения. Ни один из Смартов не находил для нее доброго слова, и я не знала, где она теперь обретается. Если вообще жива. Но она ничем особым не болела, вот я и полагала, что она еще не отошла в мир иной. Традиционно считалось, что тетушке Лайзе нравятся мужчины. Прискорбный недостаток, по мнению бабушки Смарт. Тетушку Лайзу называли легкомысленной. Но на той улице, где я выросла, легкомысленным считалось и дать стакан чая молочнику, и переспать с соседом. Так что у легкомысленности имелась некая шкала, и ее последней степенью, должно быть, являлась работа в борделе. С моей кузиной Элисон теплых отношений у меня никогда не было. Она родилась на два года позже меня, единственный ребенок Элайзы и Артура, и очень гордилась тем, что у нее отец был. А вот у меня – нет. Так что я не знала, где искать и ее. Но слово не воробей, я уже солгала и теперь приходилось выкручиваться. Итак… где же она могла жить?