— Где он?
Вместо ответа хозяин Виноградного дома вытянул руку, указывая на дверь, судя по всему, ведущую к кладовым и прочим комнатам, куда сами хозяева обычно не заглядывают вовсе, оставляя все на откуп слугам.
Так, провожать меня снова никто не собирается? Ну и ладно, надеюсь, не заблужусь. Коридор освещен скудно, но достаточно, чтобы видеть, куда ставишь ногу, и различать, какие двери закрыты на засовы давным-давно, а какие совсем недавно распахивались… Вернее, какая.
Хм, а она и не заперта. Наивная беспечность? Нет, уверенность, подкрепленная толстыми железными гвоздями: при всем желании, бессмысленно даже думать о побеге, когда твое тело почти в дюжине мест прибито к деревянному лежаку. Жестокий старичок, однако, ой и жестокий! Мог бы обойтись цепями или сразу прикончить, а не заниматься пытками.
Под головой Тени, да и в других местах доски потемнели от влаги и стали скользкими. Уже не могут впитывать пот? Дерево, и то устало, а человек еще держится. Почти четыре дня борьбы за жизнь. Но ради чего? Есть причина, заставляющая убийцу лежать совершенно неподвижно, чтобы гвозди не разорвали больше сосудов, чем уже успели? Видимо, есть. И сейчас я узнаю, в чем она заключается.
— Не устал еще?
Нарочно стараюсь не пускать в голос все чувства, но все равно получаются не слова, а злобное карканье. Правда, оно достигает цели не хуже, чем что-либо другое: веки Тени вздрагивают и начинают раздвигаться, а когда из серых глаз слегка уходит муть боли, движение добирается и до пересохших губ.
— Пришел…
Ни вопроса, ни сожаления. Радость? Тоже нет. Может быть, немного удивления и, кажется, удовлетворение, словно я сделал что-то ожидаемое и желаемое. Что-то, к чему меня принудили и строго следили, чтобы не сбился с пути ни на шаг. Наемному убийце тоже нравится играть в куклы? Но почему для игр нужно было выбирать именно меня? Да и если судить строго, сейчас на ярмарочного болванчика больше похож тот, кто лежит, не решаясь расслабить ни одну мышцу.
— Да, пришел. Не мог не прийти, потому что не люблю оставлять вопросы без ответов.
Убийца смотрит, не мигая. Чтобы видеть мое лицо, ему приходится здорово скашивать глаза, и можно было бы помочь, придвинуться ближе, наклониться, но… Тогда боль, горечью перекатывающаяся в горле, совсем осмелеет, вырвется из подчинения, хлынет наружу и утопит меня в своем потоке.
— Вопросы?
Вот у кого ни голос не дрожит, ни все остальное! Завидую. Самой черной завистью на свете.
— Всего один.
— Хочешь спросить?
— И спрошу, потому что ты не сможешь меня не услышать.