.
На подступах к дому Силвы Виражи, в дверных нишах и на углах, внимательно и настороженно несли дежурство лучшие в Баии мастера капоэйры. Оба корифея, Будиан и Валделойр, охраняли вход в дом. Хоть полковник и отбыл в сертан, Педро Аршанжо принял необходимые меры предосторожности. Не хотел рисковать.
Из сплетниц на свадьбе была только бабка невесты. Горя желанием посудачить о безумстве внучки – «глупая девчонка, оставить семью из-за черненького голодранца», – дона Эуфразия направилась к Забеле, подруге юных лет, да еще какой подруге!
– Ах, дона Эуфразия, мадама уехала на свадьбу. Вот хоть одним глазком бы глянуть! – Служанка приплясывала от возбуждения.
– На свадьбу? На свадьбу Лу, моей внучки? Так она сегодня? А где? В доме Силвы Виражи? Быстрее, шофер, может, успею хоть что-нибудь увидеть!
Когда она вошла, фрей Тимотео благословлял молодых, после чего они обменялись поцелуем.
Забела увидела в дверях знакомую фигуру:
– Nom de Dieu[100], никак это Эуфразия!
– Послушайте, chers amis[101], пришла родственница, la grande-mère [102] желает благословить внучку. Entrez [103], Эуфразия, entrez!
Какую-то долю секунды старуха колебалась. Потом улыбнулась хозяйке дома, шагнула в гостиную и взглянула на внучку: чудо как хороша в подвенечном платье, с фатой и цветами на белокурых локонах, улыбаются ее губы, улыбаются огромные глаза, а молодой муж такой представительный в отлично сшитом фраке, лицом серьезный, темноват немного, ну так что ж! Пошла к новобрачным – «А, прах его побери, этого зануду зятя! В конце концов Тадеу – не первый мулат в постели у женщины нашего рода. Кому это знать, как не мне, верно, Забела?»
Из-за спин гостей Педро Аршанжо и Лидио Корро увидели, как Тадеу исчез в объятиях бабушки Эуфразии Марии Леал да Пайва Мендес.
18
Священная война велась комиссаром Педрито Толстяком из года в год, и понемногу упорное сопротивление жрецов и жриц стало слабеть.
Это получило свое отражение в хронике народной жизни Баии: в куплетах круговой самбы, в песнях капоэйры:
Не пойду на кандомбле,
Колдовство не в моде,
Кому нужен заговор,
Тот пускай и ходит.
Фигурки богов переправлялись за город, в труднодоступные места, подальше от центра и прилегающих к нему кварталов. А люди брали инструменты, одеяния, батикумы[104], ритмы, песни, танцы и уезжали в Рио-де-Жанейро, так вот самба и попала в бывшую столицу – в потоке беженцев из Баии. Террейро поменьше, не выдержав преследований, прекратили свое существование.
Лишь немногие из них продолжали борьбу не на жизнь, а на смерть. На этих крупных террейро, хранивших верность традициям с незапамятных времен, устраивались десятки праздников в году. В дни радений гремели атабаке, призывая богов-ориша, но участникам торжества грозили налет полиции, тюрьма, побои: